– Эльси, – сказала она, – можешь говорить и думать обо мне что хочешь, но будь добра не касаться отца.
Хорошее настроение вернулось к Эльси так же быстро, как раньше исчезло, и она с журчащим смехом обняла сестру за плечи.
– Ну, прости, я не хотела тебя обидеть. Я знаю, что ты замечательная и что мне бы следовало быть такой же. Но раз это не так, зачем же презирать меня?
– Неужели мое поведение или слова заставляют тебя думать, что я тебя презираю?
– Боже мой, конечно нет! Ты держишься безупречно. Впрочем, дело тут не во мне, просто ты всех презираешь. Вернее, всех, креме Уолтера и мальчиков.
Послушай, Би, это просто написано на тебе.
Ее сестра могла только растерянно пробормотать:
– Мне очень жаль. Я не хотела…
– Разумеется, не хотела. Ну ладно, не будем ссориться. Би, я ведь знаю, что вы с Генри делаете для меня все, что в ваших силах, и я вам очень благодарна, честное слово. Только ты иногда выводишь меня из терпения. Но ведь это ненадолго. Помочь тебе нарезать розы?
Смутно тревожась, Беатриса, которая теперь прониклась глубоким убеждением, что не в силах повлиять на сестру, написала Уолтеру, прося его совета. В ответ она получила наспех нацарапанную записку, помеченную Веной:
'Меня перевели сюда из Лиссабона. Мне надо было уехать оттуда.
Когда-нибудь я расскажу тебе почему; но не теперь. Я здоров, только очень занят, потому что эта работа для меня новая'.
В следующем письме, таком же коротком и сдержанном, он сухо заметил, что, судя по всему, Эльси вполне может сама о себе позаботиться и, вероятно, сумеет перенести это разочарование.
Глава ХIII
Успехи Генри в разведении племенного скота не уступали успехам его жены в домоводстве. Но ни он, ни другие не знали, были ли неусыпное внимание, тщательная заботливость, аккуратное сведение баланса расходов и доходов, которые превратили Бартон в образцовое поместье, его собственной заслугой, или вызывались примером и советами его жены.
Ему больше не грозили презрение или обидная снисходительность со стороны местного общества. Через четыре года после его женитьбы освободился почетный пост мирового судьи, и по рекомендации лорда Монктона его предложили Генри. Он принес письмо Беатрисе с притворным раздражением, которое обмануло бы только очень легковерного человека.
– Он, кажется, думает, что у меня мало своих дел! Забот о таком поместье вполне достаточно для одного человека. К чему взваливать себе на плечи еще гору работы, за которую мне даже спасибо не скажут?
Беатрнса дважды перечла письмо, медленно водя глазами по строчкам и поспешно размышляя. Она оттягивала время, чтобы успеть все взвесить, прежде чем высказать свое мнение. Сперва она чуть было не расхохоталась, представив себе, как Генри тщетно старается разобраться в тонкостях уголовных и гражданских законов. Но этот презрительный скептицизм тут же исчез. В ее памяти всплыл отрывок из знаменитой книги ее деда – не самые слова, а только суть:
«Мировому судье полезно быть ученым, но прежде всего пусть он будет неподкупным и милосердным. Пусть он всегда помнит, что он защитник бедных, невежественных и несчастных».
Дедушке Риверсу, может быть, этот выбор не показался бы таким уж нелепым. Вряд ли кто осмелится во второй раз предложить Генри взятку. И он добр. Если он будет так же мягок с подсудимыми, как со своими лошадьми…
Да, но будет ли? С браконьерами – нет.
Но об этом думать не стоит. Кто бы ни стал судьей, им все равно нечего ждать пощады. Уолтер как-то с горечью сказал ей, что, по мнению большинства, законы об охоте были получены на горе Синай вместе с десятью заповедями, и, во всяком случае, в Уорикшире дело обстоит именно так. Однако во многих отношениях Генри будет не так уж плох. А если он откажется, то не откажется кто-нибудь другой, столь же мало разбирающийся в юриспруденции и гораздо менее человечный.
Она осторожно сказала:
– Вероятно, это будет отнимать много времени. Но с другой стороны…
Он с улыбкой кивнул, когда она, заколебавшись, умолкла.
– Конечно, очень приятно читать, в каких лестных выражениях ко мне обращается такой человек, как Монктон. Особенно, когда он предлагает мне этот пост без всяких просьб с моей стороны.
Затем он прибавил:
– Я всегда считал, что человек, которого господь благословил богатством, должен помнить о своих обязанностях перед округой.
Она искоса взглянула на него.
«Он чувствует себя сэром Роджером де Коверли, – подумала она. —Сельским властителем и благодетелем. Уже! Ну что же, такое тщеславие никому не приносит вреда».
– Ты не знаешь, – спросила она, – к кому они обратятся, если ты откажешься?
– Почти наверняка к майору Дру, и я знаю, что он согласится. Меня удивляет, почему к нему не обратились сразу; в Индии ему приходилось занимать административные должности, а кроме того, у него есть деньги и досуг.
