его в свой ридикюль и хватит об том. А теперь у меня есть к вам поручение от Тома. Он советует вам с Генри списаться с одним молодым фермером, который ездит по Англии, сравнивая системы ведения хозяйства, и пишет об этом. Судя по всему, его собственная ферма не приносит дохода, однако Том о нем самого высокого мнения. Куда девалось это письмо? Я же сказала этой дуре, чтобы она положила его тут. Безмозглая курица! А, вот оно… «Мистер Артур Юнг, Северный Миммс, Хартфордшир». И дальше он пишет: «Ему бы надо посмотреть, что Телфорды сделали из Бартона».
– Что из него сделал Генри, – запротестовала Беатриса. – Если Бартон в лучшем состоянии, чем другие поместья, это потому, что Генри заботится о своих арендаторах.
– И потому, что за ним стоит умная женщина, – настолько умная, что остается в тени, предоставляя ему пожинать всю славу за свои чудеса.
Беатриса неловко засмеялась.
– Жена фермера должна помогать мужу. Но вы, вероятно, считаете меня очень самодовольной, если думаете, что наши скромные успехи кажутся мне чудесами.
– Раз уж вы об этом заговорили, – последовал невозмутимый ответ, – я скажу вам, что считаю вас самым надменным человеком из всех, кого я знаю, и, пожалуй, самым необыкновенным.
Несколько секунд Беатриса не могла подыскать ответа.
– Не понимаю, – сказала она наконец, – чем я так провинилась, что вы думаете обо мне подобные вещи.
– Ничем. Вас нельзя упрекнуть ни в дурном поведении, ни в дурных манерах; это кое-что похуже.
– Что же это?
– Богохульство. Ожесточение против создателя за то, что жизнь была к вам сурова.
Брови Беатрисы поднялись.
– Разве? В чем же? Мне казалось, что меня можно назвать счастливицей.
Страшное лицо закивало ей с прежней насмешливо-одобрительной улыбкой.
– Беатриса Телфорд, неужели вы не знаете, что лгать умирающим грешно?
Или вы считате, что умирающим не следует совать нос в чужие дела, а?
Пожалуй, что и так; не бойтесь, я не преступлю границы. Было вполне достаточно того одного раза, когда вы поглядели на меня с тысячемильной высоты и подумали: с какой стати эта старая жирная свинья сует повсюду свое рыло? Да, да, моя дорогая, было именно так. Ну, допустим, я старая жирная свинья. Что из этого? Ведь свиней создал господь, не так ли? И если они ему нужны – кто вы такая, чтобы возражать?
Старуха предостерегающе подняла руку. Она уже не шутила и внушала трепет, словно дряхлая сивилла.
– Или вы думаете, что жизнь была сурова только к Риверсам? Хотите послушать, какова была моя молодость? Первая ее половина была потрачена на то, чтобы как-то защищать младших сестер от озверевшего пьяницы, – защищать мою мать было уже поздно; а вторую я провела, рожая восьмерых детей человеку, который никогда меня не любил. Но все это в порядке вещей. А потом я научилась ценить хорошую шутку, хороший обед и хороший стакан пунша. Быть может, я любила их слишком сильно. Настанет день, когда вы тоже полюбите что-нибудь слишком сильно, и тогда – помоги вам бог! Нет, не шутку и не обед – для этого вы слишком похожи на своего отца и на святого простачка, вашего братца. И не думайте, что я имею в виду мужчину; вас погубят не плотские желания, а сатанинская гордость вашего сердца.
– Леди Монктон, – ответила Беатриса, помолчав, – я не понимаю, ни что вы говорите, ни почему вы это говорите. Я чувствую, что вы хотите предостеречь меня, но не знаю, против чего.
– Против лицемерия.
– Лицемерия? – медленно повторила Беатриса.
– Именно. Вы терпеть не можете лицемерия, я тоже, хоть мне и пришлось лицемерить всю свою жизнь. Ну а что вы такое, как не законченная лицемерка, только наизнанку?
– Я все еще не понимаю, – недоуменно сдвинув брови, ответила Беатриса.
– Лицемерка? Не спорю, – как и большинство из нас, я полагаю. Но почему наизнанку?
– Большинство из нас всю жизнь пытается убедить окружающих, что мы умнее или лучше, чем на самом деле, не правда ли? Вы же притворяетесь перед людьми глупой, а перед самой собой – скверной. Кого вы хотите обмануть?
Ангела, ведущего запись ваших грехов? Ничего не выйдет, дорогая: он жил долго, и ему знакомы все эти штучки.
– А может быть, я на самом деле скверная, откуда вы знаете? – спросила Беатриса, глядя ей прямо в лицо. – Что вы, собственно, знаете обо мне?
Насмешливые старые глаза вдруг стали нежными.
– Только то, что вы ужасная дурочка, такая же, как все, и что я вас очень люблю.
– Почему?
Леди Монктон рассмеялась.
– Бог знает. Вы ведь не очень милый человек, если заглянуть поглубже.
Но зато настоящий.
Беатриса стиснула руки.
– Неправда. Я насквозь фальшива. Но я по крайней мере это знаю.
