— У нас тут как на военной базе, вы уж извините, — сказала Даниэль.
— Компания сейчас панически боится террористов.
Мы прошли коротким коридором и оказались в большом офисе, где стояло штук семь столов. Сидевшие за ними люди по большей части собирались уходить домой. Еще в комнате было море зеленого ковра, с десяток компьютеров и, вдоль длинной стены, ряд телеэкранов на уровне выше человеческого роста. По всем экранам показывали разные программы, но звук был выключен.
Даниэль и прочие обитатели офиса обменялись непринужденными приветствиями. Про меня никто не спросил. Она провела меня через комнату к своим владениям. Это были два письменных стола, поставленных под прямым углом друг к другу, и между ними — удобное вращающееся кресло, которое позволяло сидеть за обоими столами. На столах находились несколько ящиков с карточками, компьютер, пишущая машинка, пачка газет и телефон. За креслом на стене висела большая таблица, на которой можно было писать фломастером, а потом стирать. Графы таблицы были озаглавлены: «СОБЫТИЕ», «ГРУППА», «МЕСТО», «ВРЕМЯ», «ФОРМАТ».
— Садитесь, — сказала Даниэль, указывая на кресло. Она сняла трубку и нажала на светящуюся кнопку на телефоне. — О'кей. Звоните.
Она обернулась, чтобы посмотреть на таблицу.
— Так, ну-ка глянем, что произошло в мире, пока меня не было.
Она просмотрела графы. В графе «Событие» кто-то написал большими черными буквами: «Посольство».
— Хэнк! — окликнула Даниэль. — Что там за история с посольством?
Ей ответили:
— Кто-то написал красной краской на дверях американского посольства: «Янки, убирайтесь домой!», и охрана устроила шухер.
— Беда какая!
— Тебе нужно будет дать дополнительное сообщение в «Ночную линию».
— Да, конечно… А у посла интервью уже взяли?
— Нет, до него пока еще не добрались.
— Надо будет попробовать еще раз.
— Конечно, детка! Это теперь твои проблемы! Вперед!
Даниэль весело улыбнулась мне, и я с некоторым удивлением понял, что ее работа куда важнее, чем я думал, и что она тоже чувствует, что живет по-настоящему, когда приходит на работу.
— Звоните, звоните! — повторила она.
— Ага.
Я набрал номер, и Холли сняла трубку после первого же звонка.
— Кит! — напряженно крикнула она в трубку.
— Да, — сказал я.
Холли крикнула так громко, что ее голос долетел до ушей Даниэль.
— Откуда она знала? — удивилась Даниэль. Потом ее глаза расширились.
— Она ждала вашего звонка! Вы знали…
Я коротко кивнул.
— Кит! — говорила Холли. — Где ты? С тобой все в порядке? Твоя лошадь упала…
— Все отлично. Я в Лондоне. Что стряслось?
— Все стало еще хуже! Все ужасно! Мы… мы потеряем конюшню… все…
Бобби куда-то ушел…
— Холли, — сказал я, — запиши мой телефон. — Зачем? Ах, из-за «жучков»? Да плевать мне на «жучки»! С телефонной станции обещали прийти завтра утром, поискать. Но теперь уже все равно. Мы погибли! Все кончено…
— Казалось, она измотана до предела. — Ты не мог бы приехать? Бобби просит. Ты нам нужен. Ты нас поддерживаешь…
— Что случилось? — спросил я.
— Это банк. Новый директор. Мы сегодня ходили к нему, и он говорит, что у нас нет денег даже на то, чтобы в пятницу выдать зарплату работникам, и что они намерены заставить нас продать конюшню… Он говорит, наше имущество стоит меньше, чем мы им должны… и что мы скатываемся все ниже, потому что наших доходов не хватает даже на то, чтобы уплатить проценты на те деньги, которые Бобби занял на покупку жеребят. Ты знаешь, сколько он с нас хочет содрать? Еще семь процентов сверх первоначальной ставки! Значит, всего семнадцать процентов! А они еще начисляют проценты на проценты… долг растет, как снежный ком… это чудовищно… это просто нечестно!
«Бардак! — подумал я. — Впрочем, банки никогда не были благотворительными заведениями».
— Он признался, что это все из-за статей, — плачущим голосом продолжала Холли. — Он сказал, как неудачно… — неудачно! — что отец Бобби не хочет нам помочь ни единым пенни… Это все из-за меня… Это я виновата, что Бобби…
— Холли, прекрати! — сказал я. — Ты городишь чушь. Сиди спокойно. Я сейчас приеду. Я в Чизике. Часа через полтора буду.
— Банкир говорит, что мы должны раздать лошадей владельцам. Он говорит, Бобби не первый и не последний тренер, который прогорел… говорит, такое случается сплошь и рядом… такая жестокость! Я готова была его убить!
— Хм… — сказал я. — Ладно, ты, главное, пока ничего не предпринимай. Выпей. Свари мне шпинату или чего-нибудь такого, а то я голодный как волк. Я выезжаю. До встречи.
Я положил трубку и вздохнул. На самом деле мне вовсе не хотелось ехать в Ньюмаркет, когда все тело ныло от ушибов и в животе бурчало от голода, и мне вовсе не хотелось разбираться со всеми этими проблемами семейства Аллардеков. Но договор есть договор. Мой близнец, моя неразрывная связь, и все такое.
— Что, какие-то проблемы? — спросила Даниэль, внимательно следившая за мной, Я кивнул и коротко рассказал ей о нападках «Знамени» и их тяжелых финансовых последствиях. Даниэль быстро пришла к тому же выводу, что и я.
— Отец Бобби — жопа.
— Жопа — это самое точное слово, — согласился я.
Я медленно встал с кресла и поблагодарил ее за телефон.
— Вы сейчас не в том состоянии; чтобы куда-то ехать! — протестующе заметила она.
— Это только кажется! — Я наклонился и поцеловал ее в душистую щечку. — Вы еще приедете на скачки со своей тетей?
Она посмотрела мне в глаза.
— Возможно, — ответила она.
— Это хорошо.
Бобби и Холли молча сидели на кухне и смотрели в пространство. Когда я вошел, они равнодушно повернули головы в мою сторону.
Я похлопал Бобби по плечу, поцеловал Холли и спросил:
— Слушайте, у вас тут вина нет случайно? Я умираю от многих различных недугов, и первое, что мне нужно, — это выпить!
Мой бодрый голос показался неуместно громким в царящем вокруг унынии.
Холли тяжело поднялась на ноги и подошла к буфету, где стояли стаканы. Она протянула руку к дверце — и тяжело уронила ее. И обернулась ко мне.
— После того как ты звонил, — сказала она безжизненным голосом, — я полнила результаты анализов. Я действительно беременна. Сегодняшний вечер должен был быть самым счастливым в нашей жизни…
Она обвила руками мою шею и тихо заплакала. Я тоже обнял ее и прижал к себе. А Бобби остался сидеть. Похоже, ему было слишком плохо, чтобы ревновать.
— Ладно, — сказал я. — Выпьем за малыша. Ничего, мои дорогие. Бизнес — дело наживное, к тому же
