задешево до того, как он поучаствует в скачках. Если бы он выиграл, он бы стоил куда больше! Поэтому предложение Мейнарда нас буквально ошеломило. Это решало все проблемы! Мы так обрадовались! Мы приняли его чек, и Клемент расплатился с обществом Ллойда.
На губах Люси появилась саркастическая усмешка, но голову она по-прежнему держала высоко.
— А проценты Мейнард взял? — спросил я.
— Очень низкие, — сказал майор. — Всего пять процентов. Мы думали, что это чертовски любезно с его стороны… — На его губах появилась такая же усмешка. — Мы, конечно, знали, что придется нелегко, но были уверены, что со временем снова встанем на ноги. Ну, экономить будем. Продадим кое-что. И постепенно расплатимся с ним, понимаете? Метавейна продадим, когда он выиграет.
— Понятно, — сказал я. — А что было потом?
— Потом примерно месяц ничего не происходило, — сказала Люси. — И вдруг является к нам Мейнард, буквально не в себе, и говорит, что у него для нас две очень плохих новости. Во-первых, ему придется забрать у нас часть денег, которые он одолжил, потому что у него у самого трудности, а во-вторых, его отец просил нам передать, что Метавейн повредил ногу, причем так серьезно, что ветеринар говорит, до конца сезона не оправится. Это был конец сентября. Мы рассчитывали, что в октябре он будет участвовать в скачках. Мы были абсолютно подавлены. Мы ведь дольше не могли себе позволить платить за его содержание до самого марта, пока снова не начнутся скачки. И хуже того: за хромого двухлетка, не участвовавшего в скачках, в конце сезона много не выручишь. Это значило, что мы не сможем продать его даже за те деньги, которые мы за него уплатили.
Она помолчала, вспоминая былое потрясение.
— А дальше? — спросил я. Она вздохнула.
— Мейнард предложил избавить нас от Метавейна.
— Это он так сказал?
— Да. Именно. Он предложил нас от него избавить. И пообещал к тому же сбавить десять тысяч с нашего долга, как будто жеребчик по-прежнему стоит этих денег. Но он сказал, что ему отчаянно нужны деньги, и не могли бы мы сейчас выплатить ему сто тысяч. — Она посмотрела на меня пустыми глазами. — А мы не могли. Просто не могли, и все. Мы ему все объяснили. Сказали, что можем отдать, только если займем деньги у ростовщика, под чудовищные проценты, и Мейнард сказал, что ни в коем случае этого не допустит. Он все понимал, и был так обаятелен, и выглядел таким озабоченным, что в конце концов мы уже сами принялись его утешать и заверять, что сделаем все, что в человеческих силах, чтобы заплатить ему, как только сможем.
— А потом?
— Потом он сказал, что лучше оформить все это документально, и мы подписали бумаги, передающие ему Метавейна. А он изменил сумму долга со ста сорока на сто тридцать тысяч, и мы подписали банковский ордер на ежемесячные выплаты. Это, конечно, было очень тяжело, но это казалось лучшим, что можно сделать.
— Вы отдали ему Метавейна без всяких условий? — спросил я. — Например, убавить сумму долга, если с конем будет все в порядке?
Люси устало покачала головой.
— Да нет, мы не думали об условиях. Кто думает об условиях, когда лошадь хромает?
— Мейнард сказал, что ему придется повысить проценты до десяти, — сказал майор. — Он очень извинялся, говорил, что ему неловко…
— Возможно, ему и в самом деле было неловко, — заметил я. Люси кивнула.
— От собственной подлости. Мы были в большом горе, но это все было ничто по сравнению с тем, что мы почувствовали две недели спустя. Метавейн участвовал в скачке двухлеток в Ньюмаркете и обошел всех на три корпуса. Мы просто глазам своим не поверили! Мы прочли об этом в газетах. Мы сразу позвонили Аллардеку. И можете себе представить, что он нам сказал?
Я кивнул.
— Он сказал, он представления не имеет, с чего мы решили, будто Метавейн хромает. Он вовсе не хромает. И никогда не хромал. Все последнее время он прекрасно работал на Поле.
Глава 12
— Вам, видимо, даже не пришло в голову справиться у ветеринара? — мягко спросил я. — Или у самого Аллардека?
Люси покачала головой.
— Мы поверили Мейнарду на слово.
Майор тяжело кивнул.
— Мы ему верили. Он же был сыном Аллардека, понимаете?
— Мы, конечно, пытались протестовать, — сказала Люси, — мы заявили, что Мейнард нам откровенно солгал, но Мейнард сказал, что ничего подобного не было. Он просто все отрицал. Сказал, он нам никогда не говорил, что Метавейн не сможет участвовать в скачках до марта. У нас просто глаза на лоб полезли. Клемент пытался жаловаться в Жокей-клуб, но ничего не добился. Мейнард и их тоже обаял. Сказал, что мы просто его не так поняли. Распорядители были очень холодны с Клементом. И знаете, что мне кажется? Мне кажется, Мейнард им сказал, что мы пытаемся вытянуть из него еще денег, когда он так благородно вытащил нас из этой ужасной ситуации.
Оба они помрачнели, и я сам почувствовал легкие укоры совести. Но все же сказал:
— Пожалуйста, расскажите, в каком состоянии находятся ваши дела на сегодняшний день и сколько Мейнард уделил вам из выигрышей Метавейна и из доходов от его продажи.
Оба изумленно уставились на меня.
— Ничего! — удивленно сказал майор.
— То есть как «ничего»?
— Он нам не дал ни фартинга.
— Он выручил за лошадь несколько миллионов, — сказал я. Майор кивнул.
— Мы об этом читали.
— Я ему написала, — призналась Люси, и щеки ее слегка порозовели. — Просила его, по крайней мере, избавить нас от остатков долга.
— И что?
— Он не ответил.
— Люси ему два раза писала, — неловко сказал майор. — Во второй раз она отправила письмо заказным, так что мы уверены, Мейнард его получил.
— Но не ответил, — сказала Люси.
— Долг есть долг, и дело с концом, — вздохнул майор. — С нашего счета по-прежнему снимается большая часть доходов в счет уплаты долга и процентов. Боюсь, мы с ним так никогда и не расквитаемся.
Люси открыто погладила его по руке.
— Нам обоим уже по восемьдесят два года, понимаете? — сказала она.
— А детей у вас нет? — спросил я.
— Детей нет, — с сожалением сказала Люси. — Так получилось…
Я упаковал камеру, поблагодарил стариков и отдал им деньги, которые взял, чтобы, выдать плату работникам Бобби. Деньги получил для меня по чеку мой помощник. Помощник, ходячий банк, не нашел ничего удивительного в моей просьбе и пообещал привезти деньги, полученные по остальным чекам, в Тоустер. Майор и Люси взяли деньги с некоторым смущением, но с большим облегчением. Возможно, они боялись, что я уйду, не заплатив. Они получили горький урок…
Я посмотрел на часы и спросил, нельзя ли позвонить от них через кредитную карточку. Они одновременно кивнули, и я позвонил своему банкиру.
— Джон! — сказал я.
