— Если бы речь шла о моей дочери — да, конечно. — Он коротко кивнул. — Ничего не обещаю, но поспрашиваю.
— Спасибо вам большое, — сказал я. Он улыбнулся и, перед тем как уйти, сказал:
— Лучше выиграйте для меня в следующий раз.
Я сказал, что постараюсь. Интересно, почему я назвал Бобби мягким и тихим? Синяки от его кулаков до сих пор виднелись на моих боках между багрово-красных знаков внимания от копыт скакунов. Бобби — брат ветра, дремлющий в тиши зародыш урагана…
Я снова вернулся в раздевалку за шлемом и хлыстом и вышел в паддок к шестой, и последней, скачке сегодняшнего дня — двухмильному стипль-чезу для новичков.
— Просто жуть! — сказала стоявшая там Даниэль.
— Что «жуть»? — поинтересовался я.
— Мы подъехали на санитарной машине к одному из препятствий. Стояли у самого препятствия и смотрели, как вы прыгаете. Такая скорость… так быстро… с трибун это незаметно.
— Это в трехмильном стипль-чезе, — кивнула принцесса.
— Врач сказал, что вы несетесь со скоростью более тридцати миль в час. Он говорит, вы все психи. И он прав.
Принцесса спросила, не собираюсь ли я выиграть и четвертую скачку в этот день, но я сказал, что вряд ли: Даулагири был далеко не так талантлив, как Кинли.
— А в этой скачке участвует женщина, — заметила Даниэль, осматривавшая жокеев, стоявших рядом с владельцами лошадей. Она без улыбки взглянула на меня.
— Что вы подумаете, если вас победит женщина?
— Что у нее лошадь резвее моей, — ответил я.
— Ох ты…
Принцесса улыбнулась, но ничего не сказала. Она знала, что я не люблю состязаться с немногими профессиональными женщинами-жокеями — не из страха за свое уязвленное мужское «эго», а потому, что никак не могу подавить в себе инстинкт защитника. Соперник-мужчина упал — и пусть себе; но я так и не смог научиться спокойно перепрыгивать через упавшую женщину. Когда я представляют себе, что падения и удары копыт могут сделать с их лицом и телом, мне становилось нехорошо. Женщины-жокеи презирали меня за эту слабость и пользовались ею при любой возможности.
Глядя на Даулагири, которого водили по кругу, я подумал, что выглядит он хорошо. Лучше, чем на прошлой неделе, когда я его тренировал. Более подтянутым. Мышцы на задних ногах выступали более отчетливо. И еще он как-то так держал голову…
— В чем дело, Кит? — спросила принцесса. Я перевел взгляд на нее.
— Он стал куда лучше с прошлой недели.
— Уайкем говорит, что ему вроде бы больше нравится прыгать через изгороди, чем через барьеры.
— Да, это верно.
Ее глаза улыбались.
— Так вы думаете, что?..
— Но ведь это было бы замечательно, не правда ли?
— Просто восхитительно! — сказала она. Я кивнул, сел в седло и повел Даулагири к старту. И, как ни странно, похоже, предстоящая скачка казалась забавой не только мне, но и лошади. После трех побед я пребывал в состоянии некой эйфории. Даулагири хорошо прыгает. Так почему бы не выиграть в четвертый раз подряд? Черт возьми, почему бы и нет? Даулагири заразился моим настроением, как всегда бывает с лошадьми. Наверно, Даулагири в тот день легко прыгнул бы даже с обрыва, если бы я ему приказал.
Конечно, это не самая разумная тактика для лошади, впервые участвующей в скачке с более высокими препятствиями, и, смею полагать, Уайкем бы этого не одобрил, но мы с Даулагири прошли эти две мили в едином дружном порыве, и у финишного столба я, наверное, в тысячный раз в своей жизни подумал, что ничто не может сравниться с радостью победы, которую ты разделяешь со своей лошадью. Возможно, бывают ощущения и лучше, но именно таких не бывает. Придерживая коня, я хохотал от души.
Эта радость жила всю дорогу до раздевалки и в душе и начала утихать лишь тогда, когда помощник передал мне застегивающийся на «молнию» пояс, набитый деньгами Бобби. Помощник жокея — это человек, который стирает его спортивную форму и возит седло и прочее имущество с ипподрома на ипподром, чтобы каждый день все было чистым и готовым к употреблению. Но помимо этого помощник — неразлучный спутник жокея, нянька, утешитель и ходячий банк. Помощник сказал, что одолжит мне пояс, который он сам использует, когда куда-нибудь едет, потому что ему не хочется, чтобы я носил такие деньги в карманах.
«Бобби!» — со вздохом подумал я. Сейчас придется доехать до Блетчли, забрать из «Золотого льва» свое имущество, оттуда в Ньюмаркет, отдать деньги Бобби, чтобы он мог, как обычно, заплатить завтра конюхам, а остальное убрать в его сейф. Переночевать там, а завтра с утра — в Аскот. Я надел пояс и застегнул рубашку поверх него. Помощник одобрительно кивнул и сказал, что ничего не видно.
Я поблагодарил его за заботу, кончил одеваться, пошел поговорить с принцессой. Сегодняшняя беседа была короче обычного. Ее глаза за опущенными ресницами все еще сверкали. У меня была смутная мысль насчет того, чтобы пригласить Даниэль отпраздновать вместе со мной мою четырехкратную победу, но она развеялась, когда Даниэль сказала, что ей снова нужно быть на работе в шесть тридцать, так что они сейчас уезжают в Лондон.
— Вы и в выходные работаете? — спросил я.
— Нет.
— А нельзя ли… хм… нельзя ли пригласить вас в субботу вечером пообедать со мной?
Она покосилась на свою тетю, и я тоже. Но на лице принцессы, как обычно, отражалось только то, что она хотела показать. Однако я не заметил, чтобы она была против, и ее племянница, похоже, тоже ничего такого не заметила.
— Можно, — сказала Даниэль. — Я буду в Аскоте. После скачки мы обсудим наши планы.
«Невероятно! — подумал я. — Она понимает!» Конечно, два дня назад она видела, как ее поездка из Девона в Лондон чуть не провалилась у третьего препятствия… Два дня? Это тоже невероятно. Казалось, мы знакомы куда дольше.
— До завтра, до Аскота, — сказала принцесса, пожимая мне руку на прощание. — И долго нам еще выигрывать?
— До Рождества!
Она улыбнулась.
— До Рождества? Крисмас Филдинг…
— Вот именно.
— Что значит «Крисмас Филдинг»? — спросила Даниэль.
— Это меня так зовут, — пояснил я. — Крисмас, Рождество.
— Как-как? Нет, я знала, что вас зовут Кит, и видела на табло «К. Филдинг», но я думала, что Кит — это уменьшительное от Кристофер.
Я покачал головой.
— Мы родились утром на Рождество. Вот родители нас и назвали Крисмас и Холли — Рождество и Остролист. Все вопросы к папе с мамой.
В ее глазах была теплота, так же как и в глазах принцессы. Я простился с ними и с нарастающим удовлетворением направился к своей машине.
При виде машины мое довольство сменилось яростью. Все четыре шины были проколоты, окно у сиденья водителя разбито, крышка багажника поднята…
Я громко произнес несколько непечатных выражений, после чего пожал плечами и пошел обратно на ипподром, чтобы позвонить. С машиной пусть разбирается техобслуживание. А мне надо пока взять напрокат другую. Все, что я боялся потерять, было в «Золотом льве», и если вандалы искали именно это, они жестоко обманулись. Большинство зрителей уже разъехались, но на стоянке еще оставалось несколько машин и бродило два или три человека. Я думал в основном о том, как все неудобно получилось, и почти не
