среди интеллигенции, а среди рабочих, и в партии, и в КГБ, и в Генеральном штабе. Да если хочешь знать, – Лео оглянулся на дверь и прильнул к моему уху, – к нему на прошлой неделе приезжал…
И уже совсем понизив голос до шелеста, Лео назвал мне фамилию недавно побывавшего в Америке члена Политбюро.
– Ну это уж ты врешь! – сказал я.
– Падло буду, не вру, – сказал Лео и по-блатному ковырнул ногтем зуб.
На следующее утро я встал пораньше. Выходя из дому, я увидел две здоровые машины с вашингтонскими номерами. Одна легковая, другая автобус с надписью «AMERICAN TELEVISION NEWS». Какие-то люди раскручивали кабель и втаскивали оборудование в дом. Только один стоял, ничего не делая, курил сигару.
– Джон? – удивился я. – Это вы? Что вы здесь делаете? Разве вы и для телевидения работаете?
– О да, – сказал Джон. – Я для всех работаю. А вы что здесь делаете? Я думал, вы уже очень далеко отсюда. Если вы решил передумывать, вам придется платить очень многочисленная неустойка.
– Не беспокойтесь, – сказал я. – У меня еще до отлета неделя.
– Я не беспокоиваюсь, – улыбнулся Джон. – Я знаю, что вы покупили билет. Я приехал сюда не для вас, а для небольшой интервью у господин Карнавалов.
С этими словами он ушел в дом руководить установкой оборудования, а я решил прогуляться вдоль озера.
Здесь мне попался бежавший трусцой Симыч, он со мной поздоровался на ходу так, как будто мы каждый день встречаемся с ним на этой дорожке.
Когда я пришел на завтрак, там уже под руководством Джона суетилась вся команда операторов, осветителей и звукотехников.
В столовой за столом собрались все домочадцы: Клеопатра Казимировна, Жанета, Зильберович, Том и Степанида. Все они были чем-то взволнованы, а при моем появлении даже выразили некоторое смущение, которое, впрочем, тут же прояснилось.
Дело в том, что, как очень вежливо мне сказала Жанета, сейчас Сим Симыча будут снимать в характерной домашней обстановке за завтраком, среди самых близких, а поскольку я к самым близким не отношусь, то не буду ли я столь любезен и не откажусь ли позавтракать у себя в комнате.
Я обиделся и хотел тут же уйти. В конце концов, из-за чего я здесь сижу? Жду, чтобы мне оплатили мою поездку? Я теперь сам достаточно обеспечен, чтобы от такой ничтожной суммы никак не зависеть.
Я уже двинулся к выходу, но тут дверь растворилась и сначала на тележке ввезли Джона, который, выпятив обтянутый джинсами зад, приник к камере, а вслед за Джоном появился и сам Сим Симыч в тренировочном костюме. Он шел быстро, как бы не замечая никаких камер и вынашивая на ходу свои великие мысли.
Впрочем, приблизившись к столу, он тут же преобразился и повел себя как настоящий денди, поцеловал жену, затем поцеловал руку Клеопатре Казимировне, пожал руку Степаниде, Тома похлопал по плечу, Зильберовичу кивнул, а мне сказал:
– Мы уже виделись.
Затем он сел во главе стола, предложил помолиться господу и закричал тонким голосом: «Господи, иже еси на небеси…»
– Это о…кей, – перебил Джон, – это достаточно, мы все равно будем перевести по английский. Теперь вы немножко кушаете и разговариваете. И если можно, делайте немного улыбка.
– Никаких улыбок, – сердито сказал Симыч. – Мир гибнет. Запад отдает заглотчикам страну за страной, железные челюсти коммунизма уже подступили к самому нашему горлу и скоро вырвут кадык, а вы все лыбитесь. Вы живете слишком благополучно, вы разнежились, вы не понимаете, что за свободу нужно бороться, что нужно жертвовать собой.
– Каким образом мы должны бороться? – вежливо спросил Джон.
– Прежде всего вы должны отказаться от всего лишнего. Каждый должен иметь только то, что ему крайне необходимо. Вот посмотрите на меня. Я всемирно известный писатель, но я живу скромно. У меня есть только один дом, два коттеджа, баня, конюшня и миленькая церквушка.
– Скажите, а это озеро ваше?
– Да, у меня есть одно маленькое скромное озеро.
– Мистер Карнавалов, как вы считаете, кто сейчас самый лучший в мире писатель?
– А вы не знаете?
– Я догадываюсь, но я хотел бы сделать этот вопрос вам.
– Видите ли, – сказал, подумав, Симыч, – если я скажу, что лучший в мире писатель я, это будет нескромно. А если скажу, что не я, это будет неправда.
– Мистер Карнавалов, всем известно, что у вас есть миллионы читателей. Но есть люди, которые не читают ваших книг…
– Дело не в том, что не читают, – нахмурился Симыч, – а в том, что не дочитывают. А иные, не дочитав, облыгают.
– Но есть люди, которые дочитывают, но не разделяют ваши идеи.
– Чепуха! – нервно воскликнул Симыч и стукнул по столу вилкой. – Чепуха и безмыслие. Что значит – разделяют идеи или не разделяют? Для того чтобы разделять мои идеи, нужно иметь мозг немножко больше куриного. У заглотчиков мозг заплеван идеологией, а у плюралистов никакого мозга и вовсе нету. И те и другие не понимают, что я говорю истину и только истину и что вижу на много десятилетий вперед. Вот возьмите, например, его. – Симыч ткнул в меня пальцем. – Он тоже считается вроде как бы писатель. Но он
