погонах были явно генеральского достоинства, другая женщина, помоложе, была всего лишь капитаном. Один из генералов был, видимо, духовного звания. На нем была темная, но очень короткая, до колен, ряса с лампасами в нижней части, на голове монашеский клобук, тоже с большим козырьком, а на груди крупная и, может быть, даже серебряная звезда. На концах каждого луча звезды были кресты. Такая же звезда с крестами была и на клобуке. У женщины-генерала были лампасы на юбке, но в целом форма ее особого удивления не вызывала.
У генералов на груди было много орденов, а у женщины-капитана всего две какие-то медали. Видимо, они были очень коротко пострижены, потому что даже у женщин волосы из-под кепок не выбивались.
Сердечная встреча
Приблизившись к нижнему краю веревочной лестницы, они остановились и смотрели на меня снизу вверх, слегка жмурясь от слепящего солнца и приветливо улыбаясь. Я им тоже неуверенно улыбнулся и продолжал стоять, не зная, что делать. Так мы и играли в гляделки, пока из группы военных не вышел вперед, видимо главный из генералов. Он был из них самый высокий, самый упитанный, и на погонах у него было не по одной звезде, как у других, а по две.
– Ну что ж вы, Виталий Никитич? – сказал он низким рокочущим голосом. – Спускайтесь, мы вас ждем.
Из этого обращения явствовало, что они не только осведомлены о моей профессии, но и имя мое для них не секрет.
Я колебался, не представляя, как приступить к спуску. Затем, решившись, лег на живот и весьма унизительным способом – ногами вперед – медленно пополз к открытому люку. Представляю, как смешно это выглядело снизу. Впрочем, и сверху тоже (одна из стоявших надо мной стюардесс не выдержала и хихикнула).
Когда ноги мои уже повисли над бездной, я вдруг панически испугался, почувствовал, что сползаю, но не могу найти беспомощно свисающими ногами никакой точки опоры. Я вцепился ногтями в резиновый коврик, но он был слишком скользкий. Возможно, я бы ухнул вниз и на том закончилась бы моя авантюра, но стюардессы завизжали не своим голосом, на их крик выскочил из своей кабины лично херр Отто Шмидт и в последнюю минуту ухватил меня за руки.
Пока он меня держал, я наконец нащупал ногою перекладину.
– Форзихт, форзихт,[8] – волновался херр Шмидт. Он отпустил сначала одну мою руку, а когда я ухватился ею за веревку, отпустил и вторую.
Я начал свой осторожный спуск, а те, которые стояли внизу, вдруг зааплодировали. Я подумал, что они надо мной издеваются, и разозлился. Злость придала мне сил, и остаток пути я проделал уже гораздо увереннее, тем более что приближение к земле делало мой спуск все менее опасным. Следом за мной был спущен на веревке мой «дипломат».
Спускаясь, я не исключал того, что буду немедленно арестован. Но ничего подобного не случилось. Как только я почувствовал под ногами твердую почву, военные приблизились, и я заметил, что украшавшие их значки и ордена были сделаны из пластмассы. Главный генерал подошел первым, подал мне свою пухлую руку и сказал с улыбкой:
– Слаген.
Думая, что «Слаген» это его фамилия, я ему назвал и свою, хотя он ее знал и так. Затем ко мне приблизился другой генерал, протянул руку и тоже сказал «Слаген». Полагая, что второй Слаген приходится братом первому, я представился и ему. К моему удивлению, обе женщины и священник тоже оказались Слагенами.
После того как я всем представился, возникла неловкая пауза, но затем главный генерал дал знак своим спутникам, они перестроились, и женщина-капитан оказалась между главным и мной.
– Ну что ж, Виталий Никитич, – сказал генерал, по-прежнему улыбаясь. – Позвольте от имени нашей небольшой комписовской делегации сердечно поздравить вас с возвращением. Как говорилось в старину, добро пожаловать на родную землю! – Он широко раскинул руки, как будто хотел меня обнять, но тут же опустил их.
Я не успел ответить, как заговорила женщина-капитан:
– Виталий Никитич, комсор Смерчев сердечно поздравляет вас с прибытием и говорит: «Добро пожаловать на родную землю!»
– Я это понял, – сказал я, – я не глухой.
– Он говорит, что он не глухой, – сказала капитан генералу.
– Скажи ему, – передал генерал, – что восхищен тем, что он в его возрасте так прекрасно выглядит и даже не утратил слуха.
Пока женщина непонятно зачем повторяла его слова, я смотрел на них удивленно: почему они считают, что я в свои сорок неполных лет должен был оглохнуть? Выразив свое восхищение моим состоянием, генерал попросил разрешения представить мне всех членов делегации.
– Меня, – сказал он, – зовут Смерчев Кому-Не-Иванович.
– Кому-Не-Иванович? – повторил я удивленно.
Капитан перевела (если можно было назвать повторение тех же слов на том же языке переводом) мои слова генералу, тот засмеялся (другие генералы его поддержали) и объяснил, что некоторые подчиненные действительно зовут его за глаза Кому-Не-Иванович, хотя на самом деле он не Кому-Не, а Коммуний Иванович. А еще он сказал, что он генерал-лейтенант литературной службы, Главкомпис республики и председатель юбилейного Пятиугольника.
Тут же Коммуний Иванович представил мне других членов делегации, которых имена и должности я располагаю в порядке представления:
1. Сиромахин Дзержин Гаврилович, генерал-майор БЕЗО, первый заместитель Главкомписа по БЕЗО, второй член юбилейного Пятиугольника.
2. Коровяк Пропаганда Парамоновна, генерал-майор политической службы, первый заместитель Главкомписа по политическому воспитанию и пропаганде, третий член юбилейного Пятиугольника.
