Выслушав это, профессор пожаловался мне, что, к сожалению, коммунистические службы проявляют известную степень безынициативности и уступают идеологическим противникам такую важную сферу воздействия на эмоции граждан. Он попросил меня записать мой рассказ на бумаге и сказал, что в следующий раз он, пожалуй, подаст Верховному Пятиугольнику предложение об организации подобных зрелищных предприятий в местах массового отдыха комунян.
– Но у вас же это уже есть, – сказал я, указывая на все еще открытое окошко.
– Ах, что вы, что вы, – махнул рукой профессор. – Это совсем не то. У нас не зрелищное, а чисто научное учреждение. Вы догадываетесь, чем занимаются эти люди?
– Ну да, – сказал я, – мне кажется, что я догадываюсь.
– Нет-нет, – сказал он решительно. – Вы не догадываетесь. Вы даже не понимаете. Эти люди как раз и занимаются тем, о чем я вам говорил, а именно созданием нового человека.
– Зачем вы мне объясняете такие банальные вещи? – не понял я. – Вы думаете, в мои времена нового человека создавали как-то иначе?
– Найн, найн! – замахал он руками. – Вы меня все-таки не понимаете. Я говорю не просто о новом человеческом организме, я говорю о человеке, принципиально отличающемся от своих предков физическими, интеллектуальными, моральными данными, уровнем политической сознательности. Короче, я говорю о коммунистическом человеке. В ваши времена такая задача тоже ставилась, но тогда упор делался на воспитание и перевоспитание, но, как показало время, это была порочная теория и порочная практика. Многие люди в процессе воспитания становились не лучше, а хуже. Это было так же глупо, как пытаться путем воспитания превратить осла в лошадь.
– Да-да, – сказал я. – Я совершенно с вами согласен.
– Очень рад это слышать, – растроганно сказал профессор. – Мы теперь пошли по совершенно иному пути. Мы решили не тратить время попусту, никого не воспитывать, не перевоспитывать, а просто вывести новую породу людей. Ну в самом деле. Возьмите любое животное. Хотя бы собаку. Ну да, простую собаку… Казалось бы, ну что такое собака? Примитивное животное. Разумом не обладает. Одни только рефлексы. Но ведь и собака собаке рознь. Собаки есть охотничьи, сторожевые, ищейки, комнатные, декоративные. И многие из этих пород не просто сами по себе появились, а выведены путем многолетних целенаправленных скрещиваний. Но если мы заботимся о том, чтобы производить животных с определенными задатками, то почему же мы должны равнодушно смотреть, как человечество в результате произвольных сочетаний превращается в стаю дворняг? Интересант?
– Очень! – сказал я. – Безумно интересно! А какого именно вы хотите вывести человека: охотника, сторожа или ищейку? Или, может, декоративного человека?
– Ха-ха-ха-ха, – громко засмеялся Эдисон Ксенофонтович. – Это очень интересно. Стоит, пожалуй, попробовать вывести декоративного человека. Нет, дорогой мой, вы меня неправильно поняли. Мы как раз в пределах одного вида хотим вывести разные породы людей для разных целей. Вы сами можете припомнить, что в ваши времена делали культисты, волюнтаристы, коррупционисты и реформисты. Ученых посылали перебирать картошку, кухарку заставляли управлять государством, работники БЕЗО норовили писать романы. Это было глупое антинаучное перераспределение кадров. А теперь все будет не так. Теперь мы для разных нужд будем выводить разные породы людей. Например, для промышленности и сельского хозяйства мы хотим вывести добросовестных рабочих и крестьян. Для этого мы берем и сочетаем передовиков производства. Те пары, которые вы только что видели, состоят сплошь из героев коммунистического труда, рационализаторов и изобретателей. Затем мы выводим людей со склонностью к военной службе, к спорту, ученых и управленческий аппарат.
– Скажите, – заинтересовался я, – а писателей вы тоже собираетесь выводить таким же образом?
– Натюрлих! – закричал он. – Но с писателями дело обстоит несколько сложнее. Дело в том, что писатели, как мы заметили, бывают обычно двух противоположных категорий. Иной обладает развитым художественным воображением, но весьма отстает в идейном развитии. Так вот мы хотим создать такого писателя, который совмещал бы в себе художественный талант с высокой коммунистической идейностью. Поэтому мы скрещиваем не писателя с писательницей, а писателя с профессором марксизма.
– Ну, а о таком человеке, который сочетал бы в себе все выдающиеся качества, вы не думали?
– Ах! – сказал профессор и с досады махнул рукой. – Не только думал, но даже достиг в этом деле очень больших успехов, хотя это было безумно трудно. Понимаете, такого человека прямым старым способом не сделать. Я много лет у разных выдающихся личностей, у гениев разных, у физиков, математиков, писателей, режиссеров, Героев труда, лауреатов Нобелевской премии собирал генетический материал, сперму то есть. Я вытягивал из нее хромосому по хромосоме. Я делал из хромосом самые разные сочетания. Я потратил на это лет тридцать…
– Тридцать! – Я посмотрел на его юное лицо недоверчиво.
– Ну не тридцать. Меньше. Неважно. Важно другое. Я проводил опыт за опытом. Иногда кое-что получалось. Но не все. Иногда у меня рождались слепые, глухонемые, безрукие и безногие. У некоторых были одни способности, зато других не было. Однажды я создал одного интеллектуала. Я сделал ему голову величиной с паровой котел. Я набил этот котел всеми знаниями, которые накопило человечество. Он говорил свободно на двенадцати языках, а читал буквально на всех.
– Он, вероятно, стал великим ученым? – предположил я.
– Да что вы! – Эдисон Ксенофонтович огорченно махнул рукой. – Он оказался обычным интеллектуалом. Голова большая, знаний много, а мысли ни одной. Пришлось аннигилировать.
– Что сделать? – переспросил я удивленно.
– Я растворил его в серной кислоте, – сказал равнодушно профессор.
– И не жалко было? – ужаснулся я.
– Нет, не жалко. Природа таких и без меня создает в несметных количествах. Но в конце концов я своего добился. Мне удалось создать совершенно универсального гения. Он был гений во всех областях.
– Почему был? Вы его тоже аннигилировали?
Несгибаемый
Эдисон Ксенофонтович не успел ответить, потому что как раз в это время за одной из дверей раздался жуткий нечеловеческий вопль.
