У нас убивают по вторникам

Алексей Слаповский У НАС УБИВАЮТ ПО ВТОРНИКАМ

У НАС УБИВАЮТ ПО ВТОРНИКАМ

Произошло это в году не то 2011-м, не то в 2021-м. Неважно.

Главное — это было.

То есть я, конечно, подстрахуюсь и заявлю, что все пер­сонажи и события вымышленные, вот прямо сейчас и заяв­ляю: все персонажи и события вымышленные, ничего этого на самом деле не было, но мы-то с вами знаем — было, да еще как.

Или в газетах очень правильно пишут: «мнение редак­ции может не совпадать с точкой зрения авторов». На вся­кий случай.

Поэтому дополнительно оговариваюсь: мнение автора может не совпадать с его точкой зрения. И будущих продю­серов, режиссера и других членов творческой группы тоже попрошу обозначить в титрах: дескать, если мы так думаем, то это не значит, что мы так считаем.

Но хватит предисловий.

Итак, представьте: идет заседание то ли министерства, то ли ведомства, то ли вообще правительства, это детали, существенность в том, что на данном заседании обсуждают­ся важные вопросы государственного масштаба.

Впрочем, пока ничего не обсуждается.

Председательствующий Капотин в мертвой тишине, хму­рясь, просматривает какой-то доклад.

Чиновники не смеют даже переглядываться, а если и де­лают это, то украдкой.

Жарко, со всех течет пот.

Секретари и помощники, что сидят на стульях по пери­метру стен, тоже потеют.

Потеют приглашенные журналисты с блокнотами, каме­рами и микрофонами.

Люди из обслуживающего персонала, неприметные, в оди­наковых костюмах, тоже потеют и переминаются.

Вот один из чиновников глянул на того, кто стоит у две­ри, умоляюще показал глазами вверх. Тот украдкой достал пульт, нажал на кнопку, чтобы прибавить холода.

Кондиционер зашумел.

Капотин поднимает голову и смотрит сначала на кон­диционер, затем на человека с пультом. Тот сразу же убрал звук и, соответственно, холод.

Один из чиновников с ужасом смотрит на коллегу на­против. У того сейчас сорвется с подбородка огромная ка­пля пота, но он не замечает. Чиновник хочет сказать ему, приставляет ладонь ко рту, чтобы шепнуть, но не успева­ет: капля срывается, падает в стакан с водой. Брызги во все стороны, оглушительный бульк. Чиновники и Капотин смотрят на провинившегося. Тот хватает платок и вытира­ет лицо.

И опять тишина.

В этой тишине Капотин переворачивает страницу.

Звук такой, какой услышал бы Гулливер в стране гиган­тов, если бы рядом с ним перевернули страницу книги, раз­мером с футбольное поле.

Наконец Капотин нарушает тишину. Он говорит мягким, но укоризненным голосом.

— Ну что это такое, Деляев? Опять в прошлом месяце взял полтора миллиона из фонда социальной помощи?

Деляев хочет встать, но Капотин делает знак: отвечай си­дя.

Тот бормочет:

— В связи с мероприятиями по улучшению работы по улучшению контактов с общественно значимыми организа­циями...

Капотин морщится:

— Перестань, тут все свои. Опять, что ли, дом строишь?

— Для младшей дочери, — признается, потупясь, Деляев.

— А сколько ей?

— Восемнадцать уже. Тесновато нам стало.

— Где строишь? — интересуется Капотин.

— Ипатовка, двенадцать километров от окружной.

— Знаю, место хорошее, — одобрительно кивает Капотин. — Позови на новоселье. Я слышал, дочка красивая у те­бя.

Капотин улыбается, Деляев тоже улыбается.

Но Капотин построжал — и у Деляева тут же стало такое лицо, будто он с детства ни разу не улыбался и даже не зна­ет, как это делается.

— Все равно, имей совесть, Деляев, — продолжает Капотин. — В этом месяце очередь из фонда брать Субботину. Вы уж хоть какой-нибудь порядок соблюдайте. А то ты взял, ему не досталось, он будет в претензии.

— Да я тоже взял, — успокаивает Капотина Субботин.

— И чем ты гордишься?

— Я не горжусь, просто — констатирую факт.

— Нет, ты гордишься, — Капотин начинает сердиться. — Нельзя так, коллеги. Воруете, я знаю, и все знают. Но, во-первых, воруйте все-таки в порядке очередности, во-вторых, не так нагло, в-третьих, надо же иметь эту, как ее...

— Совесть, — подсказывает Переметнов, руководитель отдела по связям со СМИ.

— Спасибо. Вот именно — совесть. Я не призываю ее все время применять и демонстрировать, но, повторяю, иметь ее надо. Вещь не лишняя все-таки. К нам гости приезжают зарубежные... Журналисты вон стоят, как волки, следят, за­разы... Чтобы, если попросят ее показать, эту... Опять за­был.

— Совесть.

— Да. Она чтобы была в наличии! И опять Капотин изучает доклад.

— Ну вот, та же картина. Лучшенко у газовиков десять миллионов отжал, Зимянин в Монако землю купил, Рахманович третью яхту океанскую меняет.

— На свои деньги, — возражает Рахманович.

— Ничего у тебя своего нет — и ты это знаешь! — с нот­кой суровости отвечает Капотин. — Или вот — товарищ генерал Пробышев откатил целых двенадцать миллионов у Нижневерховского оборонного завода. Не много?

— Половину для вас, Павел Савлович, — торопится оправ­даться товарищ генерал Пробышев.

— А мне оно надо? Ты вот финансиста нашего спроси. Манин, скажи ему — деньги зачем?

Манин застигнут врасплох, не сразу может сообразить.

— Ну... Инвестиции... Вклады... Кредиты... Финансовая система.

— А попроще?

— Деньги нужны.   Чтобы все было!

— Вот. Чтобы все было. А у меня и так все есть. Капотин опять листает доклад и с неудовольствием от­брасывает его.

— Зарвались вы, ребята. Вы как хотите, но что-то надо делать.

— Сажать нас надо, — сокрушенно советует кто-то из чи­новников.

— Тогда уж всех. А кто работать будет? — задает Капотин риторический вопрос.

Молчат. Думают.

Заметим, пока они думают, что никакой фантасмагорией тут и не пахнет. Всё похоже на заурядное производственное совещание. И голоса заурядны, и лица, и сами слова. И то, что сейчас предложит