в своем загоне бился о стену башкой тупо и равномерно – так пьяный мужик ломится ночью в магазин, не в силах сообразить, что он закрыт и желанная его душе жидкость недоступна. Скотники и доярки даже не сообразили сначала, в чем дело, пока старик Хали-Гали не объяснил:
– Да похмелье же у них! Жмых – он же не вовсе пустой, он же бродит! Они каждый день лопают его и, получается, помаленьку будто выпивают. И привыкли. И теперь естественная проблема: опохмелиться хотят!
Срочно послали гусеничный трактор, он приволок на больших санях гору жмыха, раздали коровам, те жадно набросились и через час-другой глаза у них стали точно такими же, как, например, у того же Сурикова, когда он с утра ныряет в сарайчик или другое укромное место и выходит оттуда весь проясневший, просветлевший и готовый к дальнейшей жизни.
Тем временем Геворкян продышался и крикнул:
– Андрей Ильич, что такое, наконец? Второй пресс не работает, вентилятор не работает, приемник забился, а Мурзина нет! Я чинить должен? У меня другая специальность!
Шаров посмотрел на него с досадой. Мало одной неприятности – еще это вот. Да еще брат лежит в Сарайске с язвой, приходится за него производственные дела решать.
– Не шуми, Роберт Степанович! – сказал он. – Сейчас разберемся. Сейчас найдем этого Мурзина.
А Мурзин и не скрывался. Он лежал в саду на раскладушке, глядел в небо сквозь ветви яблони и о чем-то думал. Рядом сидел его задушевный друг Куропатов и смотрел то на Мурзина, то на трехлитровую банку с золотистым напитком. Думать ему не хотелось, ему хотелось еще выпить и поговорить, но он знал: когда Мурзин погружается в размышления, ему лучше не мешать. Обидеться может. Душа у человека тонкая. Тем более – жена ушла. Тишину нарушил голос Шарова:
– Мурзин! Саша! Александр Семеныч! Сашка, дери волк твою козу, ты где?
Мурзин молчал. Шаров зашел в дом, в сарай, в гараж – и наконец догадался заглянуть в сад.
– Это как понимать, Мурзин? – строго закричал он. – Там пресс сломался, а ты лежишь тут?
– Я отгул взял, – спокойно ответил Мурзин.
– А кто тебе дал? А ты, Куропатов, чего тут?
– Я за ним пришел, – спокойно ответил Куропатов.
– Два часа назад! – напомнил ему горячий Геворкян. Куропатов медленно повернулся к нему и сказал:
– А я не начальник, чтобы приказывать сию минуту. Сидим вот, разговариваем. По-человечески. И уже решили идти, между прочим.
Мурзин подтвердил:
– Вот именно. Еще минута – и пошли бы сами! В добровольном порядке, как свободные люди! А что теперь получается? Теперь получается – из-под палки!
– Скажи спасибо – наручники не одели! – подал голос Суриков из-за забора. – На меня вот нацепили уже!
Мурзин аж сел.
– Вот это да! – воскликнул он, глядя на Кравцова. – Так, значит? Новые порядки вводим?
– Слушай дурака! Он жену избил, вот его и взяли, – прояснил ситуацию Шаров.
Но Мурзина уже повело на справедливость:
– Нет, почему же? Его взяли – берите и меня! Ваша власть! – Он встал и заложил руки за спину. – Ведите!
Через минуту по улице шли: Мурзин впереди с заложенными назад руками и выпяченной грудью, рядом с ним солидарный Куропатов, за ними Шаров, сокрушенно качающий головой и вздыхающий, за ним обиженный Суриков с непроницаемым Кравцовым, за ними тетя Оля со скорбным лицом, за нею Геворкян с блеском производственного гнева в глазах, за ним меланхоличный Цезарь, а за Цезарем уже не один, не два, а три пацаненка, да еще девчушка совсем крохотная увязалась в цветастом платьице.
Анисовцы глядели на процессию во все глаза.
– Только гармошки не хватает, – высказался с усмешкой Стасов-старший.
А Мурзин приветствовал односельчан громкими возгласами:
– Здравствуйте, люди! Пришло светлое царство капитализма! Под конвоем на работу ведут! Здравствуйте! Почему дома? Живо на работу, пахать, веять, сеять! Пока добром, без милиции! Первый выстрел предупредительный, второй в голову, третий в спину! С собаками ведут! На первый-третий рассчитайсь!
Шаров догнал его, сказал укоризненно:
– Уймись, Александр! – и обернулся к Кравцову с еще большей укоризной: – Вот, видите, до чего дошло!
– Не я же довел, – резонно ответил Кравцов. Шаров хотел возразить, что именно он, но сдержался: кто знает, что на уме у этого странного милиционера. Он только заметил – и даже не для того, чтобы подольститься, а фактически, без соболезнования, указывая на небольшое здание неподалеку:
– Вы бы лучше в медпункт зашли к нашему Вадику: у вас кровь на голове запеклась.
– Потом.
Шаров поманил пальцем одного из пацанят, тот мигом подскочил, Шаров сказал ему что-то, пацаненок устрекотал и через минуту вернулся с фельдшером Вадиком. Вадик, молодой человек двадцати пяти лет, был сельский наполовину: в детстве жил с родителями здесь, потом вместе с ними уехал в районный городишко Полынск, там закончил медицинское училище и приехал фельдшером в Анисовку. Полагался тут еще и врач, но врача вот уже третий год залучить не могут. А у Вадика в Анисовке свой интерес, но мы о нем расскажем после.
Вадик пришел с чемоданчиком.
– Что случилось?
– Да вон, с головой у человека не в порядке! – показал Шаров. – В смысле – травма. Как бы заражения не вышло! – И при этом он как-то странно подмигнул Вадику.
Вадик не понял, однако сказал именно то, чего от него ждал Шаров:
– И очень даже просто! Надо противостолбнячный укол сделать, промыть. Зашить, может быть.
– И полежать денька два, – поддержал Шаров.
– Лежать не обязательно, но меры принять надо. Ну-ка, постойте.
Кравцов остановился, Вадик влез на придорожную кочку, осмотрел его голову.
– Шить не надо. Но укол и промыть – обязательно.
– Сам промою, – сказал Кравцов. – Дайте спирту какого-нибудь.
При слове «спирт» все присутствующие мужчины, за исключением непьющего Геворкяна, переглянулись и с надеждой посмотрели на Кравцова. Тот эти взгляды понял и сказал Вадику:
– Хотя после. Надо дело сделать.
И они пошли дальше и пришли к администрации в следующем составе: Мурзин, Куропатов, Шаров, Суриков, Кравцов, тетя Оля, Геворкян, Цезарь, Вадик с чемоданчиком и не три, не четыре, а восемь или десять пацанят и девчушек – то есть почти все детское население когда-то обильной детворой, а теперь сильно в этом смысле обезлюдевшей Анисовки.
Женщины, увидев Сурикова, обрадовались, но узнав, что он арестован, возмутились.
– Вы кто такой? – спросила Кравцова одинокая учительница Липкина, похожая с виду на обычную деревенскую тетю, разве что с соломенной широкополой шляпой на голове, которую деревенская тетя носить вряд ли станет. (Впрочем, это не факт: во многих деревнях тети даже уже и в шортах ходят. Цивилизация везде проникла.)
– Ваш новый участковый, – ответил Кравцов.
– А чего это вы самоуправством занимаетесь? Хватаете человека без суда и следствия. Ну, выпил, с кем не бывает.
Кравцов, надеясь на сочувствие женщин, объяснил, за что он заковал Василия. Но вместо сочувствия услышал общий смех.
– Ах, ужас! – кричали женщины. – Бабу задел, надо же! Тогда сажайте их всех, участковый! И кто, главное, нас на рынок повезет?
Кравцов обратился к Шарову:
