Я ответил, что этого я ей не скажу.
— Скажешь! — отрезала она, угрожающе протягивая в мою сторону раскаленное железо.
— В одиннадцать! — поспешно соврал я. Удачно соврал. — Разрешите мне сделать лошадь! — взмолился я. — Когда я закончу, я расскажу вам, где искать кассету? Но только вы должны обещать, что отпустите Гикори, когда получите золото!
— Ушам своим не верю! — растерянно выдохнула Памела Джейн.
Она никак не могла понять, почему я так легко сдался. Ее презрение было мерой моего успеха.
Роза взглянула на часы, обнаружила, что до прибытия золота еще целый час, и неразумно предположила, что она может себе позволить его дождаться.
— Валяй, делай свой приз, — распорядилась она. — Когда привезут золото, выйдешь и распишешься за него, как положено, а не то я твоего Гикори живьем зажарю, понял?
Я кивнул.
— Ну, берись за работу!
Она огляделась, проверяя, как обстоят дела, и приказала Памеле Джейн сесть во второе кресло. Доктор Форс продолжал держать иголку у шеи девушки, а Норман Оспри опутал ей ноги скотчем.
Памела Джейн взглянула на меня исподлобья и сказала, что не будет помогать мне делать лошадь и вообще она со мной больше не работает.
Роза подкрепила это решение, сообщив Памеле, что я вообще трус. Я взглянул в сторону Памелы Джейн, и мой спокойный взгляд посеял в ней некоторые сомнения, невзирая на то что Роза продолжала изливать свое презрение.
Естественно, я не собирался делать лошадь для приза под угрозой понтии в руках Розы. Я для того и собрал всех телохранителей, чтобы предотвратить это, но им это не удалось. Хотя, с другой стороны, рано или поздно столкновения с Розой было не избежать. И если уж это случилось теперь, мне следует быть порасторопнее… Я стоял неподвижно, не спеша браться за работу.
— Ну, чего ж ты встал? — издевательски поинтересовалась Роза. — Ты же вроде такой крутой стеклодув!
— Тут слишком много народу! — пожаловался я.
Роза не допускающим возражений тоном велела Норману Оспри и Эдди Пэйну выйти за перегородку, в торговый зал. Адама Форса она отправила туда же, но более вежливо. Все трое встали у перегородки и, облокотившись на нее, принялись наблюдать за тем, что происходит в мастерской. Роза взяла одну из понтий, которые я положил греться на печь, сунула ее в тигель — то есть резервуар, — набрала стекла, которое к тому времени раскалилось уже добела, и вынула достаточно крупный набор, быстро вращая понтию, чтобы стекло не капало на пол.
— Давай, работай! — скомандовала Роза. Она поднесла смертоносную каплю к моей правой руке. Я отступил назад, чтобы не обжечься.
Естественно, в таких условиях никакого приза не сделаешь. Для начала мне нужно было сформовать тело лошади из нескольких наборов прозрачного хрусталя. А Роза, держа в руках две понтии с огненными наконечниками со сливу величиной, которые могли испепелить все, к чему бы ни прикоснулись, нависала над головами Гикори и Памелы Джейн, грозя прижечь им уши и зажарить их, как мясо на сковородке, если я только попытаюсь «рыпнуться». Она потребовала, чтобы я заранее предупреждал ее обо всем, что собираюсь делать. И чтобы никаких неожиданных действий. Иначе Гикори и Памеле придется худо. Понял?
Я понял.
Я все понял. Как и Памела Джейн, как и Гикори, который ничего не мог сказать, но все слышал.
Я сказал Розе, что мне придется набрать четыре-пять порций стекла из резервуара. И, пока Роза держала свой огненный шарик у самого уха Памелы, я набрал достаточно стекла, чтобы сделать стоящую на задних ногах лошадку высотой в тридцать сантиметров.
Памела закрыла глаза.
Я заранее предупредил Розу, что практически невозможно сделать лошадь такого размера без участия помощника — хотя бы потому, что нужно непрерывно поддерживать температуру стекла после того, как вылепишь шею и передние ноги и начнешь приделывать два куска стекла для задних ног и еще один, для хвоста.
— Валяй-валяй, нечего тут хныкать! — ответила Роза, самодовольно усмехаясь.
Цирковые жонглеры ухитряются вращать целую дюжину тарелок на кончике тросточки. Изготовление этой лошадки было чем-то сродни жонглированию несколькими предметами: нужно было лепить голову, одновременно следя за тем, чтобы ноги и тело не остывали. Тем, что у меня вышло в результате, мог бы гордиться разве что дошкольник.
Роза была довольна. Чем меньше я противился и возражал ей, тем больше она уверялась, что я близок к капитуляции. И ей это нравилось. Она снова улыбнулась — затаенной ухмылочкой дрянной девчонки.
Я взглянул на эту ухмылочку — и внезапно осознал то, о чем говорил Уортингтон. Роза не удовлетворится своей победой, пока не унизит мужчину-противника физически.
В данном случае победа над Джерардом Логаном — а Роза явно полагала, что эта победа уже у нее в руках, — будет неполной, если ей не удастся нанести мне более или менее значительных ожогов.
Я бы содрогнулся при одной мысли об этом, я — но не Роза. Я мог бы попытаться скрутить ее с помощью грубой силы, но обжечь ее расплавленным стеклом я бы не смог. Ее или кого угодно. Мне не хватило бы для этого жестокости.
Бросить своих помощников и сбежать я тоже не мог.
Я взял пинцет, сформовал передние и задние ноги лошади и сунул заготовку на конце понтии в печь, чтобы заново ее накалить. Все же кое-что я сделать могу.
Есть несколько выходов, которые позволят мне сохранить лицо.
И еще несколько выходов, которые не позволят сохранить лицо, но зато спасут мою шкуру.
Мне удалось вылепить из заготовки нечто, отдаленно напоминающее резвого скакуна.
«Выход, черт побери! — думал я. — Мне нужен не просто выход. Если все время отступать, это никуда не приведет».
Я с трудом поднял две понтии и перенес с одной на другую достаточно стекла, чтобы сформовать гриву. Нечего и говорить, что этой гриве недоставало изящества, необходимого для Челтнема.
Уортингтон открыл ведущую на улицу дверь галереи и уже шагнул было за порог. Потом глаза его расширились, он сообразил, что к чему, мгновенно развернулся на сто восемьдесят градусов и припустил под горку прежде, чем Роза успела решить, что важнее: догнать Уортингтона или не спускать глаз с меня.
Когда стало окончательно ясно, что Уортингтона уже не догнать, она приказала Форсу и своему отцу немедленно запереть дверь магазина. Они никак не могли найти ключи. Роза рассвирепела. Я чертовски надеялся, что у Памелы хватит ума не говорить, что у нее есть ключи от всех дверей.
Памела неуверенно покосилась на меня — и стиснула зубы.
Роза прекратила ухмыляться, снова набрала стекла на свою понтию, так что ее порция сделалась величиной с теннисный мяч, и поднесла раскаленное стекло к Гикори.
Я добросовестно прилаживал хвост к моей лошадке, все меньше и меньше походившей на того чистокровного скакуна, которого мне заказывали. Хвост и задние ноги образовывали три точки, на которые опиралась вставшая на дыбы лошадь. Этот момент мне зачастую не удавался, и лошадка выходила неустойчивой. Но на этот раз все вышло просто прекрасно.
Гикори отчаянно извивался, стараясь отодвинуться подальше от раскаленного стекла в руках Розы.
Памела Джейн увидела, что я даже не пытаюсь помочь Гикори, а то, что у меня выходит, — не более чем ребячья поделка, и снова прониклась презрением ко мне.
Я прилепил голову к шее, сформовал пинцетом уши. В результате у меня получилось нечто с головой, четырьмя ногами, гривой и хвостом, но при этом абсолютно неизящное. Я поставил свое творение на катальную плиту, откуда оно было более или менее готово рвануться в будущее.
Невзирая на недостатки моего изделия, Розу оно впечатлило. Однако недостаточно впечатлило, чтобы Роза утратила бдительность или отвела свое оружие от головы Гикори.
Я украдкой взглянул на часы на стене мастерской.
