строителям.
Внутренность общежития, прямо начиная от входа, была вошедшим одобрена. Широкий коридор, новый линолеум на полах, свежая краска на стенах. В красном уголке телевизор КВН с большой наливной линзой. Все чисто и прибрано, словно перед приходом высокой комиссии.
По просторной каменной лестнице он поднялся на второй этаж и нашел комнату 8.
Приоткрыл дверь и отпрянул. Летевшая навстречу бутылка просвистела мимо левого уха, пересекла коридор, врезалась в стену и звонкими брызгами осыпалась на пол.
В. В. удивился и увидел перед собой смущенное, но не очень, лицо господина лет пятидесяти, в матросской тельняшке и холщовых штанах, одутловатого, лысого, с густыми кустистыми бровями.
– Извините, – сказал господин, – это я не в вас.
– Я так и подумал, – сказал В. В., уже заметив отскочившего в сторону другого человека, примерно того же возраста, что и первый, но гораздо щуплее и с мелкими чертами лица.
Появление на месте действия нового персонажа повлияло на воюющих благотворно: щуплый беспрепятственно выскользнул в коридор, а лысый ушел в угол и сел на кровать, перед которой на табуретке, аккуратно покрытой газетным листом, стояли початая четвертинка, граненый стакан и лежали нож, хлеб, плавленый сырок и нарезанный ровными пластинками лук.
В. В. огляделся. Здесь тоже было неплохо. Комната просторная, тридцать два (так сказал комендант) квадратных метра, два больших окна с широкими белыми подоконниками, восемь новых металлических кроватей с никелированными спинками и тумбочками между ними, кухонный стол, четыре табуретки, включая и ту, которую лысый в тельняшке использовал вместо стола. Комната своими удобствами заметно превосходила телячий вагон на станции Панки, в котором В. В. последнее время пришлось обитать, и была лучше всех обжитых им в прошлом казарм, не считая той, что в городе Бжег на Одере: там солдаты жили в небольших уютных комнатах по два, по три человека.
В направлении, выписанном Евсиковым Ф. Ф., была указана кровать вторая слева. Это было как раз рядом с лысым в тельняшке. В. В. кинул чемодан на кровать, раскрыл его, чтобы самое необходимое спрятать в тумбочку.
Лысый тем временем налил себе немного водки, посмотрел стакан на свет, долил еще немного, положил на ломтик хлеба кусочек сыра, на него – пластинку лука, поднес ко рту стакан, подышал в него, как будто хотел согреть содержимое, и сказал:
– Ну, будь здоров, Володька!
В. В. удивился, что лысый уже его знает, но сказал:
– Спасибо.
– За что? – Не донеся стакана до рта, сосед смотрел на него недоуменно.
– Что за меня пьете, – сказал В. В.
– А я не за вас. Я за себя. – И, подышавши еще в стакан, сказал нервно и торопливо: – Ну-ну-ну, поехали!
После чего отмеренную порцию выпил, крякнул, выдохнул воздух и не спеша принялся за свой бутерброд.
В. В. выложил на одеяло заветную тетрадь, бритвенные принадлежности, зубной порошок, щетку, мыло, запихнул чемодан под кровать и открыл тумбочку, но она оказалась полностью забита. Банки со сгущенным молоком, с бычками в томате, какие-то кульки и пакеты.
– Это все ваше? – спросил В. В. – Вы не могли бы мне освободить хотя бы одну полку?
Лысый посмотрел недоуменно.
– Вы разве не видите, что я занят приемом пищи?
В. В. смутился.
– Я вас не тороплю.
– Если не торопите, тогда другое дело.
Он налил себе еще водки, опять посмотрел на свет, подумал, добавил, поставил стакан на место и посмотрел на гостя внимательно.
– Кем вы к нам оформились? – Учтивостью обращения лысый давал понять, что он человек интеллигентный.
Дабы показать и себя шитым не лыком, В. В. ответил, что оформился плотником, но не надолго, пока не устроится более прочно, а вообще в Москву он приехал не для того, чтобы плотничать.
– А для чего же?
– Я немного пишу стихи.
– Поэт? – спросил сосед, выпыхивая на старинный манер букву «п», словно пар из паровозной трубы.
В. В. за время пребывания в Москве уже несколько раз назвали поэтом, и он решил, что имеет право обозначать себя этим титулом.
– Да, поэт, – согласился он.
– Ну-ну. – Сосед поднял стакан и, опять сам себе пожелав здоровья, сказал: – Пей, Володька, пей! У тебя видишь теперь какое общество! Оо-о! Ну-ну-ну, поехал! У-ух!
Поухал, подышал, покрякал, спросил:
– Вот эти стихи: «Я ломаю скалистые скалы в час отлива на илистом дне…» Вы не подскажете, откуда
