– Да, первым же рейсом.
– Не возражаете... если я полечу с вами?
– Мне казалось, вы хотели остаться здесь навсегда, – удивился я.
– Ну да, но с вами... и с Юнис. А теперь вы уезжаете, Юнис всю неделю здесь почти не было, понимаете? Я целое столетие торчала одна на пляже. На пляже нечего делать, если сидишь одна целый день...
– Где же была Юнис?
– В Санта-Монике, как и сегодня. Она нашла там интересный бизнес и все дни проводит в офисе фирмы. Они импортируют вазы, статуэтки, разные безделушки и красивые вещицы. И еще делают кое-что сами. У них чудесная фабрика. Юнис два дня назад брала меня с собой. Должна сказать, это грандиозно.
– Но она может обидеться, если вы ни с того ни с сего сложите вещи и уедете.
– Думаю, не обидится. Утром, до того, как она уехала, я упомянула об этом, и если по-честному, то она, кажется, почувствовала облегчение. Она только сказала, что если я действительно хочу уехать, то все хорошо, тогда и она через день-два переедет в Санта-Монику.
– Если вы действительно хотите вернуться в Англию, то сегодня ночным рейсом я вылечу в Вашингтон. Завтра утром мне надо сделать визит в Лексингтон. Потом в Нью-Йорк и домой.
– Вы не возражаете, если я полечу с вами? – В ее голосе прозвучала почти детская надежда.
– Давайте подумаем, – сказал я. – Вы станете будить меня на остановках?..
К ленчу мы взяли сандвичи, но я не мог есть, а в два часа пришла девушка, дежурившая в холле, и сказала, что меня просят к телефону. Пол М. Зейссен соболезнующим голосом сообщил, что полиция Аризоны очень любезно согласилась сотрудничать с ним и поехала на ферму Беллменов, как ее просили, и нашла там Уолта мертвым. Я потрясенно что-то пробормотал. Зейссен спросил, не соглашусь ли я собрать вещи Уолта и выслать их в Нью-Йорк? Я ответил, что вышлю.
– Полагаю, – уверенно проговорил он, – что вам с ним не удалось завершить другое дело?
– С лошадьми?
– С одной лошадью, Оликсом, – с легким упреком поправил Зейссен. – Шоумен застрахован в другой компании.
– О, да. Примерно через месяц после того, как Оликс пройдет идентификацию, он будет возвращен владельцам в целости и сохранности. Предполагаю, что Ассоциация коннозаводчиков сообщит вам об этом. Уолт очень напряженно работал над этим делом, и только благодаря его усилиям «Жизненной поддержке» будут возвращены полтора миллиона долларов, выплаченные в качестве страховой премии за пропавшего жеребца.
– Где вы его нашли?
– Не могу сказать. Это имеет значение?
– Нет... – задумчиво протянул он. – Объект возвращен, вопросы не задаются... На таком принципе основан наш бизнес, впрочем, как и в других страховых компаниях.
– Хорошо. И вы, конечно, выплатите комиссионные вдове Уолта?
– О! Разумеется. И, естественно, Уолт застраховал жизнь в нашей компании... Миссис Пренсела будет прекрасно обеспечена, уверяю вас.
Обеспечена. Деньгами. Но не будет Уолта. Не будет пикников.
Я попрощался с Зейссеном и побрел к Линни. Когда я сказал ей о смерти Уолта, она заплакала.
Наверху, в его номере, складывая вещи, я долго смотрел на фотографию в рамке: Уолт с Эми и детьми. И положил ее в свой чемодан, а не в его. Едва ли у жены это единственная его фотография, и не думаю, что она огорчится, если не найдет снимка среди его вещей.
Юнис вернулась из Санта-Моники усталой и рассеянной. И после потрясения от известия о смерти Уолта бесстрастно восприняла слова Линни о том, что та вместе со мной возвращается в Англию.
– Гораздо приятнее путешествовать, дорогая, когда есть мужчина, который заботится о тебе, – небрежно заметила Юнис, но потом бросила на меня многозначительный взгляд. – И не позволяй ему выкидывать разные фортели.
– Он не будет, – вздохнула Линни.
– Ну-ну, – проговорила Юнис, но как-то неубежденно и потом обратилась ко мне: – Вы увидите Дэйва, когда вернетесь?
– Очень скоро, – кивнул я.
– Расскажите ему, что я нашла в Санта-Монике очаровательный маленький бизнес. Они ищут партнера с небольшим капиталом, чтобы открыть новое отделение, и, если счета у них в порядке, мне бы очень хотелось заняться этим. Конечно, я напишу ему, но вы сможете объяснить ему... По-моему, вы сумеете объяснить лучше, чем кто-либо другой.
– Обязательно объясню.
Юнис сказала, что очень устала и не сможет проводить нас в Лос-Анджелес, так что мы попрощались в холле мотеля. Она поцеловала в щеку Линни, а потом меня, неожиданно с большим чувством.
– Я буду скучать по ней, – вздохнула Линни, когда мы ехали в аэропорт. – Разве не удивительно? Я правда буду скучать по ней.
– Вы приедете еще раз.
– Это уже будет другое...
В аэропорту я вернул машину, взятую напрокат, и мы вылетели в Вашингтон. В самолете природа взяла реванш за три бессонные ночи. В Лексингтоне Линни сказала, что теперь поняла, почему мне нужен компаньон, который должен будить меня на остановках.
Мы поехали на такси в дом Джеффа Рутса, и его дочери возраста Линни пригласили ее поплавать в бассейне, пока я сидел в увитом виноградом патио и размышлял о том, каким спокойным и важным кажется Рутс в воскресной яркой рубашке с открытой шеей.
– Сэм Хенгельмен приедет в Лексингтон сегодня во второй половине дня или ближе к вечеру, – сказал я. – Он позвонит вам и скажет, где забрать лошадей.
– Да, мы обо всем договорились, – кивнул он.
– Не передадите ли вы ему мои слова?
– Конечно, передам.
– Скажите, что я просил передать: все в порядке.
– Хорошо. Вы на сто процентов уверены, что эти лошади – Оликс и Шоумен?
– На сто процентов. Нет ни малейших сомнений.
– Я хочу, чтобы немедленно приступили к идентификации, – вздохнул он. – Хотя кто через десять лет способен узнать Шоумена? Гнедой жеребец без всяких отметин... Ему было всего четыре года, когда он приехал из Англии. – Джефф Рутс помолчал. – Есть у вас предположения, как мы можем начать процесс против Оффена за подлог и воровство?
– Я не полицейский, – покачал я головой. – Меня интересует не наказание, а только пресечение преступления. – Я чуть улыбнулся. – Я приехал, чтобы найти лошадей. И больше ничего. Лошади возвращены. Я выполнил то, что мне было поручено, и теперь уезжаю домой.
– Вы хотите, чтобы Оффен продолжал получать огромные гонорары за племенных жеребцов? – Рутс укоризненно смотрел на меня.
– Он не будет их получать, – возразил я, – если кто-то пустит слушок, что Мувимейкер и Сентигрейд заражены каким-то неизвестным вирусом, который влияет на их потенцию. Владельцев кобыл можно убедить, чтобы они не платили огромные гонорары до тех пор, пока жеребята не проявят выдающиеся качества. После этого... Оффен законно владеет Мувимейкером и Сентигрейдом, и ему придется получать небольшие гонорары, соответствующие их собственным качествам.
– Вы необыкновенный человек, – вздохнул Рутс. – Вы не хотите видеть Оффена за решеткой?
– Страстного желания у меня нет, – согласился я.
Оффен ценил свой престиж даже больше, чем доход. Сейчас он потеряет и то, и другое. А Йола?.. Ее ждет тяжелая работа, без брата и, вероятно, без дорогого дома в Лас-Вегасе. Тюрьма – это уж слишком.
– У меня нет сомнений, их надо наказать. – Рутс качал головой, будто укорял меня в плохой работе. – Я
