— Что сегодня делаешь? — спросил я ее.
— Ничего особенного, — ответила она. — Как обычно.
Раздражение в голосе или мне показалось?
— Как насчет того, чтобы немного мне помочь?
— Без бонусных выплат?
— Без, — ответил я. — Обещаю. Ни разу больше об этом не заикнусь.
— Ничего не имею против твоей просьбы, — рассмеялась она. — Если ты, конечно, не обидишься, получив отказ.
«Уж лучше б не спрашивал», — подумал я, поскольку очень не любил отказы.
— Сможешь заехать за мной в десять? — спросил я.
— А я-то думала, ты больше никогда не позволишь мне вести машину, — со смехом заметила она.
— Придется рискнуть, — сказал я. — Мне надо съездить в Ньюбери, а там всегда проблемы с парковкой.
— Но разве ты не имеешь права парковаться где угодно? — вставила она. — С этой твоей ногой?
— Я не подавал прошения о признании меня инвалидом, — ответил я. — И не намереваюсь. Во всяком случае, в обозримом будущем.
— О чем ты?
— Я хочу жить, как все остальные нормальные люди, — сказал я. — Не желаю, чтоб мне приклеили этот ярлык, «инвалид».
— Но если на машине синий знак, парковаться гораздо проще. Почти везде разрешено, даже на двойных желтых линиях.
— Неважно, — ответил я. — Сегодня синего знака у меня нет, и мне нужен водитель. Так ты заедешь?
— Непременно, — ответила она. — Буду ровно в десять.
Я пошел на кухню, как раз в это время вернулась из конюшен мать, вошла через заднюю дверь.
— Доброе утро, — сказал я, вкладывая в приветствие максимум дружелюбия.
— И чего в нем доброго? — ответила она.
— Ну, хотя бы то, что мы с тобой живы, — ответил я.
Она ответила взглядом, заставившим усомниться, действительно ли она жива этим утром. Неужели задумала покончить с собой?
— Мы решим эту проблему, — постарался заверить ее я. — Начало положено, ты призналась мне во всем, хоть это было непросто.
— Но ведь у меня не было выбора, так или нет? — огрызнулась она. — Ты обыскивал мой кабинет.
— Пожалуйста, не сердись, — успокаивающим тоном произнес я. — Я здесь, чтобы помочь тебе.
Ссутулившись, она опустилась на стул за кухонным столом.
— Я устала, — сказала она. — И продолжать не смогу… я это чувствую.
— Продолжать что именно? Тренировки?
— Жить, — ответила она.
— Ну перестань, что за шутки.
— Я серьезно, — сказала она. — Всю ночь не спала, думала, думала. Если умру, это решит все проблемы.
— Да ты с ума сошла! — воскликнул я. — А Дерек? Что он тогда будет делать?
Она положила руки на стол, опустила на них голову.
— И для него тоже все проблемы будут позади.
— Ничего подобного! — убежденно воскликнул я. — Напротив, возникнут новые. Останется бизнес, так что придется платить налоги тому, к кому он перейдет. И тогда дом и конюшни придется продать, это уж точно. Ты умрешь и оставишь Дерека без жилья, одинокого, разорившегося. Этого ты хочешь?
Она подняла на меня глаза.
— Сама не знаю, чего хочу.
Странно, подумал я. То же самое я твердил себе этой ночью. И мать, и я, оба мы безрадостно смотрели в будущее.
— Разве тебе не хотелось бы продолжать тренировки? — спросил я.
Она не ответила, снова опустила голову на руки.
— Ну, допустим, все проблемы с налогами будут решены, шантажист обезврежен, тогда ты стала бы и дальше тренировать лошадей?
— Наверное, — не поднимая головы, ответила она. — Ведь я больше ничего не умею.
— Ты умеешь делать это лучше всех, — я пытался подбодрить ее. — Расскажи мне, как ты не дала Фармацевту выиграть в воскресенье, а?
Она откинулась на спинку стула, на губах мелькнуло подобие улыбки.
— Устроила ему желудочное расстройство.
— Каким образом?
— Просто дала несвежий корм.
— Заплесневелый овес? — спросил я.
— Нет, — ответила она. — Зеленый проросший картофель.
— Зеленый картофель! Но как ты до этого додумалась?
— Это работало и прежде, — ответила она. — Когда
— Но как ты умудрилась заставить его проглотить эту дрянь? Она ведь такая горькая!
— Да просто задрала ему голову, привязала крепко-накрепко, потом взяла трубку и влила прямо в желудок.
— И получилось?
— Да. Бедный мальчик, он так долго болел. Сам знаешь, у лошадей отсутствует рвотный рефлекс и избавиться от дряни, попавшей в желудок, они не могут. Я даже боялась, что он умрет. Ну и в следующий раз уменьшила дозу.
— И снова получилось?
— Да. Но с Фармацевтом я испугалась, вдруг не подействует, он такой сильный. Так что решила дать больше. Зеленых картофелин осталось мало, не успели как следует прогнить. Так что пришлось купить еще.
— А у тебя хоть несколько штук осталось? — спросил я.
— Да. Хранятся в бойлерной, при включенном свете, — ответила она. — Я где-то вычитала, что при высоких температурах и ярком освещении картофель зеленеет быстрей.
— И сколько раз ты проделывала этот фокус? — спросил я.
— Всего шесть раз, — виновато ответила она. — Но Перфидио выиграл, и это несмотря на то, что я давала ему картофельные очистки. На него никак не подействовало.
— И Орегону на прошлой неделе в Ньюбери тоже давала? — Как раз об Орегоне, в числе прочих, писал Гордон Рамблер в «Рейсинг пост».
Она кивнула.
Я прошел и открыл дверь в бойлерную, что рядом с крыльцом во двор. Действительно, там горел свет, а на крышке котла шестью ровными рядами были разложены картофелины, уже начавшие зеленеть, с проросшими глазками.
Вряд ли Британской ассоциации скачек могло прийти в голову проверять лошадей на наличие в их организме очистков прогнившего зеленого картофеля, смешанных с водой.
