героев. А низкий, подлый и бесстыжий Муанта остался в истории моего народа столь же ненавистной и мрачной фигурой, как, например, в истории Италии — Муссолини. Мы стыдимся Муанты. Президент Рауль Сермено, известный своим великодушием, отослал в 2000 году ящик с телом диктатора в Институт криогеники. С одной стороны, трудно наказывать человека за преступление, совершенное восемьдесят лет назад. С другой же — неужели платой за кровь и слезы невинных должны быть последующие восемьдесят лет счастливого существования в достатке и благополучии, гарантированном современным уровнем развития? К тому же не следует забывать, что когда этот человек проснется, в его представлении время, минувшее с момента последнего вынесенного им приговора, будет исчисляться не годами, а неделями или даже днями. Так что ситуация складывается парадоксальная.
Председатель Совета озабоченно спросил:
— Что предлагает ваша делегация?
— В соответствии с существующим законом, возбудить дело против Муанты. Наши архивы переполнены доказательствами его злодеяний. В связи с отменой во всем мире смертной казни Муанте грозит пожизненное заключение. К тому же мы предполагаем, насколько это возможно, заняться его перевоспитанием.
— А как выглядит правовая сторона вопроса?
— Теоретически каждое преступление по истечении восьмидесяти лет списывается за давностью. Исключение составляют, однако, положения, касающиеся гипотермированных пилотов космических кораблей. Мы предлагаем распространить эту клаузулу также на тех лиц, которые были заморожены до двухтысячного года.
— Ни один закон не должен иметь обратной силы!
— Да, но это еще не аргумент в пользу безнаказанности столь чудовищного преступления!
Разгорелась страстная дискуссия о том, какую судьбу следует уготовать Муанте. Мнения разделились. Одни считали, что надо возбудить дело, другие — что оставить в покое, а третьи — что попросту не размораживать. Наконец, после многочисленных выступлений и полемики Особый Трибунал удалился на совещание, а на вечернем заседании председатель Трибунала огласил окончательное решение.
— После размораживания Муанта Портале и Грасиа будет подвергнут общественному перевоспитанию в собственной стране, а затем пожизненно отдан под надзор компьютеров. В остальном он останется свободным. В случае безупречного поведения ему следует дать возможность реабилитации. Трибунал обосновывает свое решение тем, что главная задача правосудия не платить злом за зло, а разъяснять преступнику его ошибки.
Дедушка ходил по комнате взад и вперед, взад и вперед и говорил бабушке:
— Как только Олек включил видеофон, я понял: произошло что-то необычайное. Будто я Олека не знаю! Он счастлив, говорю тебе, страшно счастлив. Тут уж не в том дело, что его всюду показывают, берут интервью, а понимаешь... важно, что он осуществил свой замысел, оказался превосходным специалистом, не зря потратил несколько лет жизни. Важно, что он спасет людей! Жаль, что ты его не видела.
— Что он говорил? Скажи мне, наконец, что он говорил? — рассердилась бабушка, которая как раз была на прогулке, когда Александр Зборовский сообщил отцу, что пришлет на остров детей вместе с Мареком Торлевским, первым размороженным человеком из 1979 года. — Ты что, не мог включить регистратор? — спросила бабушка неизвестно в какой раз. — Не мог, да?
— Ну, не включил, забыл. Так обрадовался, что забыл. Ну убей меня!
— Не говори глупостей! — возмутилась бабушка. — Так когда они приезжают?
— Сегодня, наверняка сегодня. Олек специально заказал аппарат на воздушной подушке.
— Они приедут вместе с этим Мареком Торлевским?
— Вместе. Знаешь, вроде бы эту фамилию я уже когда-то слышал. Тебе она ничего не говорит?
— Ничего.
— Странно. Мне кажется, мы знали кого-то с такой фамилией.
— Я вообще не припоминаю такой фамилии. Иду кормить слонов.
Слоны были огромным бабушкиным хобби. Когда в одном из больших африканских государств бабушку и дедушку собирались наградить орденами за достижения в развитии местной архитектуры, бабушка сказала, что отказывается от своего ордена, но просит дать ей слона или даже двух, поскольку пару легче воспитывать. И тогда бабушка получила орден, а впридачу пару слонов. Это было как раз перед уходом на пенсию и переселением на остров.
Слоны прекрасно освоились на острове и участвовали в сюрпризах, которые бабушка и дедушка устраивали по разным поводам.
— Когда-то это называлось happening[7], — объяснял дедушка. — Это очень старый, забытый жанр. Мы же называем такие представления сюрпризами.
Сюрпризы были разнообразные. Как-то дедушка и бабушка пригласили гостей собирать грибы. Утром позавтракали, а потом — в лес.
— Грибов полно, — уверял всех дедушка. — И какие ароматные, пахнут лесом, осенью, солнцем!
Гости углубились в чащу. И тут началось! Одни грибы убегали, прятались и кричали грибникам: «Ку- ку!» У других вырастали лапки, которые они заламывали в отчаянии. Грибы срывали шляпки, подгибали ножки и покорно просили: «Только не срывайте! У меня жена и дети! Я несъедобный!» А были такие, особенно мухоморы, которые вели себя по-хулигански, свистели, задирали грибников окриками: «Фу, какие противные, наверняка ядовитые люди!»
Под конец грибы обступили гостей на большой поляне, и один пожилой боровик прочитал свою поэму, которая начиналась словами:
Поэма представляла жуткую картину уничтожения людей, собранных грибами.
Пожалуй, излишне говорить, что дедушка и бабушка готовили этот сюрприз добрых несколько месяцев.
— А гости не обиделись? — спросил Марек, которому Петрусь рассказывал эту историю в вагоне гравитационного поезда.
— Да что ты! Они были в восторге и расценили все выступление как художественный протест против уничтожения окружающей среды.
— А мы сможем организовать что-нибудь подобное вместе с дедушкой и бабушкой?
— Не знаю, чем они сейчас занимаются, но увидишь, будет кварково!
— Кварково — это значит «бомба»?
— Бомба? Что такое «бомба»? Если связано со взрывом, тогда это скорее всего что-то опасное.
— «Бомба» — это значит «зашибись», «закачаешься», то есть сенсационно и замечательно.
— Не понимаю, почему такие угрожающие слова, как «бомба», «закачаешься», «зашибись», обозначают что-то сенсационное, необычное и прекрасное.
Марек воздержался от объяснений.
— Главное, что я понимаю, — сказал он. — Кварково значит кварково.
Минуту они молчали. Эля играла в шахматы с Франтишеком.
— Мы сейчас едем на метро? — спросил Марек.
— Нет, это гравитационный поезд.
— Скорый?
— Около четырехсот километров в час.
— Неплохо.
— Впервые такое видишь? А на чем ты ездил?
