— Перестань, Флора. Петрусь ошибся и вложил в робота какую-то смешную программу.
— Нечего сказать, смешную! Ведь я же могла умереть от ужаса... Какие аппетитные пирожные! Это из той партии, что для проверки? Мне, пожалуй, надо уже бежать к себе, мы сейчас исследуем сосиски, груды сосисок! Меня тошнит от одного их вида. Кажется, был какой-то несчастный случай, и хотят все изъять. А вот когда я вижу сладости, то так бы на них и набросилась...
— Флора, прошу тебя, — сказала мама, но было уже поздно. Тетка вовсю уплетала пирожное, взятое с подноса, и продолжала тараторить:
— М-м-м, вкуснота! Зачем это анализировать? Я сама нёбом чувствую, что все в порядке: запах, вкус, выпечка… Говорю тебе, достаточно обыкновенной дегустации. Впрочем, я уверена... — лицо тетки постепенно изменилось, застыло, и тетка очень спокойным голосом медленно произнесла: — Не знаю, о чем...
Эта неслыханная метаморфоза, которая произошла с теткой, ужаснула маму.
— Флора! — закричала она, тряся кузину. — Флора!
— Да, что? — тихонько отозвалась Флора.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Хорошо... вроде хорошо...
— Что с тобой произошло?
— Со мной? Ничего...
— Как это? А почему ты молчишь?
— Потому что... так...
— Что — так?
— Зачем...
— Что — зачем?
— Не знаю...
— Ты можешь встать?
— Могу.
— Тогда встань!
Тетка послушно встала. Мама никогда не видела тетку в таком состоянии.
— Почему ты молчишь?
— Я?
— Да, ты!
— А... зачем?
— Что — зачем?
— Говорить...
Для мамы это было уже слишком: тетка Флора, которая не хочет говорить!
— Посиди еще минуточку, моя золотая, а я сейчас вернусь.
Флора послушно села. Вскоре в лабораторию вместе с мамой вошел местный врач.
— Пожалуйста, сюда, доктор. Мы сидели, разговаривали. Флора взяла пирожное, начала его жевать, и вдруг с ней сделалось что-то такое... — мама беспомощно указала рукой на тетку, застывшую на табурете.
— Прошу дышать, — сказал Флоре врач.
Тетка начала пыхтеть, будто переплыла озеро.
— Прошу не дышать.
Тетка затаила дыхание.
— Итак, все симптомы свидетельствуют... Да дышите же! — крикнул он, так как пациентка, хоть и начинала постепенно зеленеть, по-прежнему не дышала. — Полагаю, тут что-то очень серьезное. Мы отвезем вас в клинику.
Флора грустно кивнула.
— А пирожные надо сразу же изолировать. Вы должны их тщательно исследовать. Я подозреваю, что в них попало какое-то психотропное вещество. Поразительный случай. Мог ли какой-нибудь транспорт попасть к потребителю? Если нет, то мы избавили себя от больших хлопот. Сообщите, пожалуйста, начальнику.
Мама послушно побежала сообщать начальнику предприятия. На обратном пути ей еще удалось увидеть выходящую тетку Флору, которую заботливо вели под руки санитары. «А как мне хотелось этих пирожных! — подумала Эва. — Удивительная история! Я чувствую, это только начало какого-то скандала или аферы. Бедная Флора! Она оказалась жертвой собственной невоздержанности. Жаль, что с ней это случилось».
Мама напрасно жалела тетку. Если бы не этот случай, быть может, дело кончилось бы намного трагичней, хотя тогда еще никто не мог ни о чем подозревать.
Эта неделя тянулась поразительно долго. Уже сам факт, что тетка была выпущена из больницы только спустя пять дней, свидетельствовал о серьезности ее заболевания.
После первого посещения больницы мама сообщила отцу:
— Найдено какое-то очень замысловатое вещество, вызывающее атрофию воли. Доза, по всему, была так велика, что ее хватило бы на восемь человек. Чудо, что Флора не свалилась на месте и еще способна была сидеть, говорить. Она оказалась удивительно стойкой. Мы исследовали в лаборатории все пирожные, но лишь несколько обладают таким страшным свойством. Выдвинута гипотеза, что мы имеем дело с каким-то не поддающимся фильтрации химическим веществом, которое присутствует в малых количествах в океане и оседает на водорослях. Уже послано несколько исследовательских партий, которые пытаются установить происхождение яда. Ты понимаешь, чем это грозит всему миру?
— Что касается меня, то я могу не есть пирожных, — беззаботно отозвался Александр.
— Ты, наверно, шутишь! — возмутилась мама. — Парализующее волю вещество, которое не поддается фильтрации, — да ведь это грозит голодной смертью! Уже сейчас должна быть остановлена вся переработка водорослей, пока нет уверенности, что мы способны как-то отделить яд от продуктов питания.
Отец даже свистнул.
— Тогда другое дело, — сказал он, только теперь осознав, что около семидесяти процентов человеческой пищи — именно водоросли. Если действительно... — Моментально установят дополнительные фильтры, — утешил он маму, — можешь быть совершенно спокойна.
— Но пока что их нет — и вот какие возникли серьезные проблемы. Послушай, Олек, только все, о чем я рассказала, — строгая тайна, — добавила мама. — Помнишь, сколько было напрасной паники, когда распустили слух, что целлюлоза способствует старению?
— Что тут удивительного? Люди хотят жить как можно дольше. Признаюсь, что я бы и сам много дал за третью или четвертую сотню лет жизни.
— Шансы увеличиваются с каждым днем. Тысячи институтов занимаются этой проблемой. А как твой пациент?
— Вот здесь-то как раз и сенсация!
Инженер-криогеник Анджей Торлевский никогда бы не отважился на что-либо подобное, если бы не поддержка со стороны друзей.
Жестокая и коварная судьба отбирала у Анджея все самое для него дорогое. В 1968 году жена инженера погибла трагически и бессмысленно под колесами огромного грузовика. Осоловелый, пьяный шофер одним неосторожным жестом лишил Анджея счастья. Он остался один с трехлетним сыном Мареком. Нелегко было инженеру воспитывать резвого, неистощимого на выдумки мальчика. Сколько усилий Анджею стоило, чтобы Марек был всегда прилично одет, накормлен, чтобы как следует делал уроки, чтобы не перегрелся, не простудился... Всю свою любовь к жене Анджей излил теперь на сына, на этого несносного Марека с глазами и волосами матери. Вдобавок, со здоровьем у мальчика было неблагополучно. Когда в 1974 году Марек впервые лег в клинику, врачи не стали скрывать от инженера своих опасений по поводу дальнейшей судьбы ребенка. И Анджей Торлевский, как только мог, стал проявлять чуткость и осторожность.
