— Ну… — Людмила пожала плечами. — Всегда, каждый день случается что-то новое…
— Да нет же, я говорю совсем про другое! Что-то совершенно новое, понимаешь? Такое, чего до сих пор не было…
— Это у тебя предчувствие, — улыбнулась Людмила.
— Да, но чего?
— Может быть, любви?
Таня посмотрела на нее очень серьезно и опять поправила волосы своим новым жестом.
— Не знаю, Люся… может быть. Но это не только у меня. Я говорю про то, что сейчас чувствуется в воздухе. Дядясаша встретил там одного своего старого друга — летчика, он получил какой-то испанский орден за Барселону… Мы часто бывали вместе. Один раз он что-то сказал насчет будущего отпуска, а Дядясаша так задумался и говорит: «Да, что еще с нами будет к тому времени…» Ты понимаешь, меня это прямо поразило — значит, он чувствует то же самое!
— Почему же, так вообще часто говорят. Человека приглашают в гости, а он отвечает — спасибо, приду, если буду жив.
— Нет, Люся! Дядясаша сказал это совсем по-другому. В общем, я не знаю… это очень трудно передать. Как будто все меняется и должно измениться еще больше, как будто мы все подходим к незнакомому перекрестку…
10
Сергей притворил за собой калитку и огляделся. Усадьба Глушко имела теперь совсем обжитой вид: высаженная вдоль ограды сирень принялась и окрепла, а последнее Володькино изобретение — легкий навес из жердей, прикрывающий всю площадку перед домом, — уже густо затянулось повителью, в тени которой было приятно посидеть в такую жару.
— Володька! — крикнул Сергей, не видя вокруг признаков жизни.
На крыльцо, щурясь от солнца, вышла Лена Глушко, босиком и в выцветшем сарафанчике.
— Здравствуйте, — сказала она по-взрослому. — Вы к Володьке? Он сейчас вернется, пошел к соседям за укропом. Заходите!
В комнате с прикрытыми ставнями было прохладно, приятно пахло недавно вымытыми полами. Сергей бросил кепку на подоконник, с удовольствием сел, вытянул ноги.
— Ты что же это, Елена, — сказал он. — Старшего брата гонять за укропом не годится, сама бы сбегала.
— А он сам вызвался, — ответила Лена и нерешительно замолчала. — Сказать вам одну вещь? Только по секрету, и Володьке не говорите, что я вам сказала!
— Ну, валяй.
— Он влюбился, — таинственно понижая голос, сказала Лена с заблестевшими от любопытства глазами. — Там есть одна девочка, куда он пошел за укропом, и он в нее влюблен — так я думаю…
— Одна девочка? — рассеянно переспросил Сергей.
— Ну да, то есть она уже совсем взрослая, она перешла в девятый… и она в него тоже, в Володьку.
— Что ж, правильно делает, — одобрительно кивнул Сергей, думая о своем.
— Только вы ему не скажете, ладно?
— Не скажу, не бойся…
— Ленка-a! Получай свой укроп! — послышался со двора Володькин вопль.
Лена выскочила из комнаты, на прощанье еще раз знаком напомнив Сергею о молчании.
— Раньше не мог вернуться? — закричала она за дверьми. — Там тебя Сережа уже целый час ждет!
— Здорово, Сергей! — виноватым голосом воскликнул Володя, входя в комнату. — Давно ждешь, да? А я, понимаешь, задержался там с проклятым укропом — пока нарвали…
— Да нет, это тебя сестренка подначивает, я только пришел. Пяти минут нет. Как живешь-то?
— Да ничего, вот через два дня начинаем трудиться. Десятый класс! Ты как, рассчитался уже на своей стройке?
— Уже всё. Я до двадцать пятого поработал и взял расчет… Хотел дотянуть до конца месяца — до тридцать первого, как раз суббота, — да мамаша шуметь начала. Как это, говорит, прямо не отдохнувши — и в школу. Ну ладно, я спорить не стал…
— Черт, завидую я тебе, — сказал Володя, присаживаясь к столу и вынув из кармана пачку «Красной звезды». — Все-таки проработать все лето на монтаже…
— Кто же тебе самому мешал, чудак, — усмехнулся Сергей. — А ты уже, я вижу, и дым пускать научился?
Володя небрежно пожал плечами, скрывая смущение.
— Кто мешал… Никто не мешал, конечно, просто как-то не собрался… Ну как — ничего уже? — спросил он, кивнув на Сергееву руку, наискось перехваченную широким розовым шрамом. — Ты тогда так и не рассказал, как это тебя угораздило?
Сергей нахмурился:
— Чего рассказывать… ну, обварился массой, я ж тебе говорил.
— Какой массой?
— Смола такая — битумный компаунд для заливки кабельных муфт. У нее температура зверская. Плеснуло на руку, так лоскут кожи и слез…
— Черт, для меня все это как китайская азбука, — вздохнул Володя. — Кабельные муфты, компаунд… черт его знает, как нас учат, — физику проходим, а потом пробку заменить не умеем. Ну ничего, один год остался. А здорово, Сергей, а? Представляешь — летом сорок первого мы уже свободный народ! Аттестат в зубы и хвост трубой. Здорово? Обидно только, что в вуз сразу нельзя. Ну ничего, что ж делать. В армии, если в технические войска попасть, тоже кое-чему можно научиться. Тебя-то по семейной льготе теперь не возьмут…
— Меня не возьмут, — задумчиво подтвердил Сергей, глядя в окно. — Но в вуз я все равно раньше вас вряд ли попаду… жить-то надо, Володька, зарабатывать надо, вот какое дело. Я вот только не знаю, что лучше… или вообще отложить все это на какой-то срок, или сразу поступать на заочное, без отрыва… Так вроде скорее, а что-то не хочется… все думается, что заочное — это что-то ненастоящее.
— Ерунда, по-моему, — сказал Володя. — Почему это ненастоящее? Наоборот, это, может, даже удобнее — поступишь куда-нибудь на монтаж, вот тебе и получится одновременно теория и практика…
— Так-то это так, — вздохнул Сергей. — Ну что, смотаемся в школу, посмотрим списки? Говорят, уже вывесили.
— Идем. Я только матери скажу, что уходим.
Сергей вышел на крыльцо, нахлобучил кепку. Эх, жарит-то как! На Архиерейские бы пруды сейчас… Так за все лето и не собрался. Пролетели каникулы — и оглянуться не успел. Через два дня…
Ольга Ивановна Глушко — полная моложавая блондинка с раскрасневшимся от жары миловидным лицом — вышла из-под навеса летней кухоньки, вытирая руки передником.
— День добрый, Сережа, — приветливо сказала она, произнося слова с сильным украинским акцентом. — Извините, не вышла к вам — завозилась тут с обедом. Как дома у вас — здоровы?
— Здоровы, Ольга Ивановна, спасибо…
— Маме привет от меня не забудьте. Вы куда это с Володей собрались? И не выдумывайте, Сережа, мы обедать сейчас будем…
— Спасибо, Ольга Ивановна, я, пожалуй, не буду, очень уж жарко.
— А у меня сегодня окрошечка — холодная, с погреба. Оставайтесь, все равно я вас не пущу, и не думайте. Ленусь, накрывай-ка на стол, живенько!
— Придется остаться, — сказал Володя, — приказ есть приказ. Пошли, я тебе на руки полью…
В просторном вестибюле 46-й школы было жарко от бьющего в окна послеобеденного солнца и пахло свежей олифой, побелкой и мастикой для натирания полов. Ребята толпились перед доской объявлений, бродили по заду, переходя от одной группы к другой, шумно приветствуя приятелей, обмениваясь новостями и летними впечатлениями.
Протиснувшись к доске вместе с Володей, Сергей затаил дыхание, обегая глазами длинные отпечатанные на машинке листы списков. Восьмые, девятые… десятый «А»… а, вот оно, десятый «Б»:
