датой рождения в списке не числится.
— Возможно, тот человек умер где-то в другом месте, необязательно в Австралии, — заметил я. — Может, на корабле, где плавал отец.
Я еще раз взглянул на свидетельство о рождении. Там значились и имена родителей Алана Грейди, были указаны их адреса и род занятий.
— А что с родителями? — спросил я.
— Оба умерли, — ответил Лачи. — Я проверял. Умерли, заболев свиным гриппом во время эпидемии в Мельбурне в 1976-м. К тому времени были уже далеко не молоды, за семьдесят. Сын был поздним ребенком.
— А другие дети у них были? — спросил я.
— Не нашел.
— Так что же мне теперь делать? — растерянно спросил я.
— Я не говорил, что дочери Грейди отказываются встретиться с вами, — сказал он. — Просто не желают признавать вас за брата.
— О, ну тогда еще не все потеряно, — заметил я. — Постараюсь их убедить.
Лачи Харрис довез нас с Софи до Макферсон-стрит в Карлтон-Норт и затормозил у дома под номером 312.
Вдоль улицы тянулись террасами ряды одноэтажных жилых домов, все с верандами, изящными витыми решетками и перилами из сварного железа.
— Викторианские, — заметил Лачи. — Викторианские в смысле эпохи возникновения, а не по названию штата. — Он усмехнулся собственной шутке. — Такой тип строений называют у нас «домами бума», поскольку построены они были в девятнадцатом веке, самый разгар активного заселения этой территории. После золотой лихорадки 1850-х.
— А что, очень славные домики, — заметила Софи. — Только внутри, должно быть, темновато.
Дома были длинными и узкими, и поскольку располагались террасами, окна сбоку отсутствовали.
— А можно зайти и посмотреть? — спросил я. — Ключи у меня есть. — И я показал Лачи кольцо с тремя ключами, которое нашел в рюкзаке отца.
— Боюсь, что нет, — извиняющимся тоном произнес он.
— Почему? Я ведь его сын.
— Его дочери добились судебного запрета, не позволяющего вам входить в дом и на прилегающую территорию.
— Да как они только посмели! — возмутился я.
— Вы уж извините, — пробормотал Лачи. — Но сейчас такие домики в цене, и дочери Грейди считают, что вы приехали сюда с целью лишить их наследства.
У меня просто челюсть отвалилась.
— Мне никакие деньги не нужны, — пробормотал я. — Мне нужна семья.
— И тем не менее, — сказал Лачи. — Весь бизнес, связанный с наследованием и продажей недвижимости, строго контролируется. Алан Грейди оставил завещание, а все мы знаем: раз есть завещание, значит, найдется и обделенный родственник. — И он снова усмехнулся.
— Так в чем проблема, если есть завещание? — спросил я. — Естественно, что он оставил все дочерям.
— Завещание составлено от имени Алана Чарльза Грейди, — пояснил Лачи, — а мертвым он пока что не числится. Тут возникаете вы, утверждаете, что мужчина, владевший этим домом, есть не кто иной, как ныне покойный Питер Джеймс Тэлбот, и что он приходится вам родным отцом. Так что чисто теоретически можете претендовать на эту собственность.
Тут уже расхохотался я. Все, что связано с моим отцом, по-прежнему было покрыто мраком тайны.
— Ну, неужели нельзя войти хотя бы на минутку, взглянуть одним глазком? — спросил я. — Никто ничего не узнает.
— Боюсь, что нельзя, — ответил он. — Эти ваши ключики, может, и подойдут к дверным замкам, но отпереть ими тюремную камеру, куда отправит вас суд, не получится.
— О, — протянул я, продолжая рассматривать дом, но изящная изгородь из сварного железа не позволяла разглядеть даже входную дверь.
Радостное предвкушение, которое испытывал я по прибытии в Австралию, мгновенно испарилось. Я растерялся и не знал, что делать.
— Так что же дальше? — упавшим тоном спросил я.
— Давайте попробуем взглянуть на проблему более оптимистично, — предложил Лачи. — Дочери Грейди согласились встретиться с вами, я назначил встречу на завтра. Будет праздник, День Австралии, и мы поедем на скачки.
— Лошадиные скачки? — спросил я.
— Ну, конечно, какие же еще, — ответил он. — Мы договорились встретиться завтра днем, на ипподроме в Хэнгинг-Рок.
— А они замужем? — меня продолжало разбирать любопытство. — Дети у них есть?
— Не замужем, — ответил Лачи. — А вот насчет детей не знаю, но думаю, что нет.
— Скажите, а Хэнгинг-Рок — это то самое место, где во время пикника пропали школьницы? — спросила Софи.
— Да это только в кино было, — ответил Лачи. — Ничего общего с действительностью.
— А их имена? — спросил я.
— Кого, тех школьниц из фильма?
— Да нет. Дочерей Грейди.
— Патриция и Шэннон. Патриция старшая. Ей двадцать девять. А Шэннон на два года младше.
И снова я был потрясен до глубины души. Мой небезгрешный, но не виновный в убийстве отец назвал свою старшую дочь в честь трагически погибшей первой жены.
На следующий день, ровно в одиннадцать утра, в гостиницу за мной и Софи заехал Лачи, забрал нас, и мы двинулись на северо-запад, к Хэнгинг-Рок, путь до которого занимал около полутора часов.
— Лето нынче выдалось страшно засушливое, — заметил Лачи, кивком указывая на тянущиеся вдоль дороги мили фермерских угодий с выжженными солнцем почти до черноты злаками. — Велика опасность возгораний в буше. Вообще удивляюсь, зачем это понадобилось устраивать скачки в Хэнгинг-Рок. В прошлом году там была нехватка воды, и скачки перенесли на другой ипподром, в Кайнетоне.
— А почему понадобилось назначать встречу с сестрами именно там? — спросил я.
— Они живут неподалеку оттуда. — Это показалось вполне приемлемым объяснением.
— И часто там проводятся скачки? — спросил я.
— В Хэнгинг-Рок?
Я кивнул.
— Только два раза в году. На Новый год и в День Австралии. Скачки местного значения, можно и так сказать. Ипподром маленький. Не то что во Флемингтоне. — В ноябре во Флемингтоне каждый год разыгрывался Кубок Мельбурна.
И действительно, ипподром Хэнгинг-Рок не шел ни в какое сравнение с ипподромом в Флемингтоне, уже не говоря об Аскоте. Однако обстановка здесь царила оживленная, народу было полно, еще бы, ведь сегодня праздник. Все постройки носили временный характер, кругом раскинулись шатры, и, как в Бангор- он-Ди, трибун не было, зрители могли наблюдать за скачками со склона горы.
Ипподром размещался в природоохранной рекреационной зоне, и, как следовало из названия,[6] нависающих и других скал высотой до пятисот футов, а также расселин между ними тут было превеликое множество. Происхождение их носило вулканический характер. В отличие от ипподрома в Лестере здесь в самом центре росли деревья. Просто полно деревьев. И все эти эвкалипты временами загораживали бегущих лошадей от зрителей.
«И от организаторов тоже», — подумал я.
