сфабрикованной у меня в спальне.
– Значит, денег вы не получали?
– Нет. А записка, якобы написанная Крэнфилдом, – фальшивка. Но мы не можем этого доказать.
Он на мгновение задумался.
– Не можете...
– Это точно, – согласился я.
– Этот Оукли, который сфабриковал снимок... Я полагаю, от него вы толку не добились?
– Вот именно.
– Я никак не могу понять, почему вы обратились именно ко мне. – Он доел мясо, аккуратно сложил вместе нож и вилку. Тут же возникли откуда ни возьмись, словно духи, официанты: они убрали грязные тарелки и принесли кофе. Он хладнокровно взирал, как я расплачивался по счету.
– Боюсь, я прошу слишком многого, – сказал я, расплатившись. – В конце концов, я бывал у вас три- четыре раза, не больше. Я не могу требовать от вас помощи или дружеского участия. И все же я не знаю ни одного другого человека, кто мог бы сделать хоть малую долю того, на что способны вы... Если только захотите.
– Что? – коротко спросил он.
– Я хочу знать, как люди выходят на Дэвида Оукли, если хотят подделать улики. Он практически сам признался мне, что часто этим занимается. Так вот, меня интересует, как же он получает клиентуру? Кто его рекомендует? Я подумал, что среди знакомых вам людей может найтись кто-то, готовый сделать вид, что ему нужно провернуть нечто подобное – ему или его другу... Может, кто-то ему и порекомендует Оукли. И если такой человек найдется, то кто он?
Тедди Девар обдумал мои слова и сказал:
– Если отыскать один контакт, то от него уже можно найти дорожку к другому и так далее, пока не всплывет имя, которое для вас может кое-что да значить.
– Слабая, но надежда, – кротко сказал я.
– Шансов, конечно, немного, – согласился он. Наступила длинная пауза. Затем он добавил: – И все же я знаю человека, который может захотеть попробовать. – Впервые на его лице появилась и тут же исчезла улыбка.
– Это... это великолепно, – пробормотал я запинаясь.
– Результат не гарантирую.
Глава 7
В пятницу утром после первой выводки лошадей по моей лестнице загромыхали шаги Тони. Он взял от меня чашку с кофе и налил туда на палец виски. Выпил пылающую жидкость и поежился.
– Господи, – сказал Тони. – Какой холод!
– Теперь ты померзни, а я погреюсь, – ответил я.
– Лжец! – дружелюбно проворчал он. – Наверное, тебе непривычно жить без скачек.
– Да.
Он раскинулся в зеленом кресле.
– Поппи опять тошнит по утрам. Скорее бы кончилась эта ее чертова беременность. Поппи почти все время хворает.
– Бедняжка.
– Да... Так или иначе мы сегодня не идем на эти танцы. Она говорит, что это свыше ее сил...
– Танцы?
– Скаковой фонд устраивает вечер с танцами. У тебя же на каминной полке лежат билеты. Забыл?
– Ах да. Совсем забыл. Мы же собирались идти вместе.
– Да, но теперь тебе придется отправиться без нас.
– Я никуда не иду!
– Я так и подумал. – Он глубоко вздохнул и сделал большой глоток. – Где ты пропадал вчера?
– Навещал людей, которые совершенно не хотели со мной общаться.
– Какие результаты?
– В общем-то никаких. – Я рассказал ему коротко о Ньютоннардсе и Оукли, а также о часовом разговоре с Энди Трингом.
Поскольку дорога из Бирмингема проходила мимо его деревушки, я вспомнил о нем. Впрочем, первым импульсом было прогнать эти мысли подальше. Что и говорить, визит в дом стюарда, только что лишившего тебя лицензии, – несколько нестандартное поведение для дисквалифицированного жокея. Если бы я не был сильно огорчен его поведением, то просто проехал бы мимо.
Мое появление никак не обрадовало Тринга. Поскольку он открыл дверь своего старого особняка сам, то был лишен возможности сказаться отсутствующим.
– Келли?! Что вы тут делаете?
– Пришел к вам за объяснениями.
– Мне вам нечего сказать.
– Ошибаетесь.
Он нахмурился. Только врожденная воспитанность помешала ему захлопнуть дверь перед моим носом и уйти.
– Ну входите. Только ненадолго.
– Большое спасибо, – сказал я без тени иронии и прошел за ним в ближайшую комнату, где было много книг, письменный стол, три глубоких кресла и цветной телевизор.
– Ну, – произнес он, закрыв дверь, но не предлагая мне кресло. – Зачем пожаловали?
Тринг был на четыре года старше меня и примерно одного роста и веса. Почти такой же подтянутый, как в годы своей скаковой карьеры, почти тот самый Энди Тринг, с которым мы запросто общались в раздевалке. Только тогдашняя его открытость теперь исчезла, поотстала, когда он двинулся по тропинке, что вела от жокея-любителя к Представителю Власти.
– Энди! – воскликнул я. – Ну неужели вы искренне верите, что та скачка была фиксирована?
– Вас за нее дисквалифицировали, – холодно ответил он.
– Признан виновным и виновен не одно и то же.
– В данном случае я не согласен.
– Значит, вы глупы, – сказал я, забыв вежливость. – И перепуганы до потери вашего жалкого сознаньица.
– Хватит, Келли! Я не обязан выслушивать от вас такое. – Он распахнул дверь и выжидающе застыл около нее, надеясь, что я уйду. Я остался. Поскольку он не был намерен выпихивать меня силком, ему пришлось терпеть мое общество еще некоторое время. Злобно посмотрев на меня, он закрыл дверь.
– Извините, – сказал я уже другим тоном. – Пожалуйста, извините. Раз уж мы вместе скакали по крайней мере лет пять, мне показалось... что вы не поверите с такой легкостью, что я нарочно отдал скачку. Я всегда стараюсь выиграть, если на то есть хотя бы малейшая возможность.
Тринг молчал. Он-то знал, что я не заваливаю скачек. Тот, кто сам когда-то скакал, прекрасно знает, кто из жокеев ездит честно, а кто нет, и несмотря на то, что сказал на расследовании Чарли Уэст, я вовсе не был в этом деле артистом, потому что никогда не упражнялся в высоком искусстве проигрыша.
– Но ведь были же эти деньги, – наконец сказал он. В его голосе слышались недоверие и разочарование.
– Это не мои деньги. Их принес с собой в мою квартиру Оукли и там сфотографировал. Все эти так называемые улики, как, впрочем, и само расследование, – самая настоящая подделка. Фальшивая монета.
Он окинул меня долгим недоверчивым взглядом. Потом сказал:
– Я все равно уже ничего не могу сделать.
– Чего вы боитесь?
– Хватит повторять, что я чего-то боюсь! – раздраженно воскликнул он. – Просто я ничего не могу изменить, даже если вы действительно ни в чем не виноваты.
– Я-то не виноват, но вы... Может, вам кажется, что вы в порядке, но со стороны создается впечатление, что вы напуганы. Но, может, вы просто стесняетесь своих старших коллег? Тогда все понятно.
