– Я подумал то же самое о вас.
От ее улыбки глаза заискрились, зубы засверкали, и несмотря на все случившееся, вид у нее был невероятно счастливый.
Мы поработали так минут десять, затем она сказала, что мы идем за ее стол, и двинулась к нему, не оборачиваясь, не ожидая моего согласия. Я не был уверен, что ее спутники будут счастливы меня видеть, и не ошибся, по крайней мере насчет доброй половины собравшихся.
– Присаживайтесь и выпейте, – протянул глава компании, томным жестом берясь за бутылку шампанского. – И поведайте нам о битве за реабилитацию Крэнфилда. Роберта говорит, вы этим занялись всерьез.
– Пока похвастаться нечем, – хмуро сказал я.
– Мой дорогой... – Он окинул меня изучающим взглядом сверху вниз. Он явно служил в гвардии. Очень многие бывшие гвардейцы усвоили снисходительный взгляд сверху вниз. Возможно, все это потому, что они носят такие шапки... Это был блондин лет сорока, державшийся весьма дружелюбно. Роберта называла его Бобби.
Женщина, сидевшая с ним рядом, подалась вперед и чуть было не уронила свой тяжелый, прикрытый розовым атласом бюст в наполненный до краев бокал.
– Скажите честно, – обратилась она ко мне, пристально оглядывая меня из-под накрашенных век, – что все-таки заставило вас сюда прийти?
– Прирожденная наглость, – вежливо ответил я.
– О?! – Она явно была смущена. – Как интересно!
– А кроме того, я не знал, чем заняться дома.
– И вам это доставляет удовольствие? – осведомился Бобби. – Я хочу сказать, мой дорогой друг, что вы напоминаете доктора, лишенного права лечить больных, который четыре дня спустя как ни в чем не бывало появляется на заседании Британской ассоциации медиков.
– Неплохая параллель, – улыбнулся я.
– Перестань подкалывать его, Бобби, – сказала Роберта.
Бобби отвел от меня взгляд и посмотрел на нее:
– Дорогая Роберта, этот человек не нуждается в помощи маленьких девочек. Он крепок, как старый дуб.
Пожилой человек, сидевший с неодобрительным видом недалеко от розового бюста, тихо пробормотал:
– Точнее сказать, толстокож, как гиппопотам. Услышав это, Бобби отрицательно покачал головой.
– Ничего подобного. Именно крепок! – Он встал. – Роберта, дорогая, не желаешь ли потанцевать?
Я тоже поднялся со стула.
– Не уходите, дорогой друг. Останьтесь. Допейте ваше шампанское.
– Вы очень любезны, – сказал я весьма искренним тоном. – Но я, признаться, пришел сюда, чтобы поговорить кое с кем. Если вы меня извините, я попытаюсь отыскать этих людей.
Бобби ответил легким кивком, слегка напоминающим короткий поклон:
– Приходите к нам еще.
– Спасибо, – отозвался я. – Большое спасибо.
Он и Роберта отправились танцевать, а я поднялся по лестнице на балкон, который опоясывал весь зал. Там тоже стояли столы, но только в тех местах, откуда хорошо было видно, что творится внизу. Я потратил немало времени, пытаясь разобрать по макушкам, кто есть кто.
Всего на балу собралось человек шестьсот, и четверть из них я знал в лицо. Владельцы, тренеры, жокеи, стюарды, репортеры, пара самых крупных букмекеров, стартеры, судьи, клерки ипподрома и все прочие с женами, друзьями – весело болтающая толпа.
Был там и Джессел во главе компании из двенадцати человек, расположившейся прямо подо мной. Я подумал, не остыл ли он уже после понедельника, но в конце концов решил не проверять это на практике. Говорили, что он передал Урона Пэту Никите, заклятому врагу Крэнфилда, что добавляло соли на рану последнему. Слухи, похоже, были вполне основательны, так как Никита был среди гостей Джессела.
Передав Урона Никите, Джессел тем самым недвусмысленно дал всем понять: он не сомневается, что мы с Крэнфилдом умышленно помешали его лошади выиграть. Это, что и говорить, не способствовало укреплению в общественном сознании противоположной точки зрения.
За одним из главных столов возле танцевального пространства восседал лорд Ферт, что-то очень серьезно втолковывавший крупной даме в голубых страусовых перьях. Другие стулья стояли пустыми, но, пока я разглядывал стол, оркестр заиграл что-то латиноамериканское, и большинство гостей лорда Ферта вернулись. Некоторых из них я знал, хотя и весьма отдаленно. Того, кто мне был нужен в первую очередь, среди них не было.
Через два стола от лорда Ферта я увидел Эдвина Байлера, важно призывавшего официанта наполнить бокалы его гостей. Сознание собственной важности не позволяло ему взять бутылку и налить из нее самому. На другом конце стола находилась его маленькая толстушка жена.
Никакой надежды скакать на лошадях Байлера. Жало обиды вошло глубже, чем я предполагал.
За спиной я услышал шелковое шуршание, и на меня пахнуло духами Роберты. Я обернулся.
– Келли!
Она действительно была в этот вечер обворожительна.
– Келли... Бобби говорит, что вы должны проводить меня на ужин.
– Очень благородно с его стороны!
– Вы ему, похоже, понравились. Он сказал... – Роберта вдруг замолчала. – Не важно, что он сказал.
– Вы его хорошо знаете? – спросил я.
Она сразу же учуяла намек:
– В общем-то да. Он живет в соседней деревне. Вчера он пригласил меня... Я думаю, он сделал это, чтобы как-то меня утешить... Отец отменил в нашем доме прием, и Бобби позвонил мне вчера... Он очень мил...
– Да, – согласился я.
Мы спустились по лестнице и прошли через арку в зал, где был накрыт ужин. Там свет горел куда ярче, но это никак не повредило впечатлению, производимому Робертой.
Вдоль одной из стен протянулась буфетная стойка, уставленная тарелками с холодными закусками, заливными и также пирожными с кремом. Роберта сказала, что, прежде чем приехать сюда, пообедала у Бобби и теперь есть не хочет, но мы все же положили себе на тарелки семги и устроились за одним из двух десятков столиков, что занимали половину зала.
В двух шагах от нас сидели трое знакомых жокеев, поставив локти на стол, загроможденный пустыми тарелками и кофейными чашками.
– Келли! – крикнул один из них с сильным северным акцентом. – Господи! Это же Келли! Иди сюда, старый черт, и не забудь захватить юную красавицу.
Подбородок юной красавицы начал обычное движение вверх.
– Главное не акцент, а человек! – сказал я.
Она посмотрела на меня с неодобрительным удивлением, но, когда я встал и взял свою тарелку, она последовала за мной. Они освободили для нас место, выразили восхищение тем, как выглядела Роберта, и не сказали ни слова о дисквалификации. Как пояснили ребята, их подруги отправились пудрить носы. Когда они вернулись с безукоризненными носами, компания распрощалась с нами и отправилась обратно танцевать.
– Они были очень милы. – В голосе Роберты сквозило удивление.
– Естественно.
Она вертела в руках вилку, не глядя на меня.
– На днях вы сказали, что мой ум в цепях. Это в том смысле, что я сужу о людях по их акцентам, а это неверно, да?
– Из Итона выходили и мошенники, – сказал я. – Ну конечно, неверно.
– Кактус! – воскликнула она. – Сплошные колючки!
– Врожденный порок и врожденная добродетель существуют, – сказал я. – Но они поселяются в нас по
