жаба отошла в сторону и угрюмо, даже с ненавистью, посматривала на старпома. Великий Вычислитель, вероятно, определил, что новый рыцарь по уму не уступает ему, а незаурядностью натуры намного превосходит. Да, это личность! На лбу-экране Вычислителя засуетились, запрыгали формулы и цифры, зазмеились какие-то злые багровые линии. Жаба замышляла что-то недоброе.
Наконец галерея наверху наполнилась изысканно одетыми дамами и стала похожа на цветочную клумбу. И всколыхнулась моя память, ноздри словно наполнились ароматами роз, жасмина, магнолий. Но пригляделся я к дамам — и обманчивое ощущение приятных запахов исчезло. Это были действительно ведьмы. Двух дам Дед Мороз узнал: прославились те в свое время по всей Вселенной. По его словам, одна из них — краснощекая девица в розовом платье — отличалась тем, что ради развлечения долго и мучительно пытала свою мать. Другая — величавая дама с пышной прической — знаменитая пожирательница детей, в том числе и собственных.
— Какие очаровательные и милые дамы, — насмешливо восторгался старпом.
Меня с капитаном он по-прежнему словно и не замечал. Но так и чувствовалось, что ему не терпится поиздеваться, покуражиться над своими бывшими сослуживцами. И начал он свою издевательскую клоунаду издалека, разыграв целый спектакль. Тоже, между прочим, доставивший ему немалое удовольствие.
— Дамы и господа, — обратился он к рыцарям. — Хочу порадовать вас великолепным зрелищем. Я нашел диво — олицетворение зла, тьмы и ужаса. Крысоед, распорядись!
Крысоед (оруженосец рыцаря-старпома конечно же был знакомый нам палач) вышел и вскоре вернулся с четырьмя рыцарями. Те внесли на плечах большой диван с откидной спинкой и опустили рядом со столом. На диване шевелилось мерзкое чудовище — громадный угольно-черный паук с длинными членистыми лапами и с крепкой пастью, усеянной зубами.
— Господа, он возник из космической тьмы и назвался просто Черным пауком, — пояснил старпом. — Но я дал ему ласковое имя Кеша. И знаете, почему ласковое? Он пожирает людей! Представьте, как те извиваются в его пасти и вопят, визжат. Милое зрелище. Не правда ли? Паук особенно любит жрать умных и одаренных людей. Но сам он абсолютно лишен интеллекта. Просто глупейшая тварь! Ты ведь дурак, Кеша?
— Угу, — мрачно подтвердил Кеша.
— А кушать хочешь?
— Жрать хочу, — захрипел паук. — Жрать! Жрать!
— К сожалению, здесь нет живых людей. Но Вселенная — дьявол. Она возродится и вновь создаст наделенную разумом живую плоть, эту сладенькую, вопящую от ужаса и боли пищу для тебя и… — Старпом вдруг расхохотался. — И для себя тоже! Ведь Вселенная такой же, как и ты, злющий паук, глупая и прожорливая скотина. Так что потерпи, милый, еще несколько миллиардов лет. А что для тебя, олицетворения зла, миллиарды? Ведь вселенское зло вечно и непобедимо.
Господа и прекрасные леди, — обратился старпом к рыцарям и дамам, жадно внимавшим иновселенскому гостю. Полюбился он им за веселый нрав и остроумие. — Выпьем за вечное и непобедимое зло.
Гости сели за стол. Дамы спустились вниз и, к веселому изумлению мужчин, лихо пили крепкие напитки и отпускали такие соленые шуточки, что рыцари ржали до упаду.
Старпом с бокалом в руке прохаживался по залу и вдруг, остановившись перед нашей нишей, сделал крайне изумленное лицо.
— Ба! До чего тесна Вселенная! — воскликнул он. — Крысоед, смотри. Узнаешь? — Это штурман нашего фрегата. А это… — Крысоед сверлил моего спутника острыми, как у хорька, глазами и, помедлив, заявил: — А это капитан.
— Ну конечно! Узнать его можно и в шутовском наряде.
Дед Мороз пожал плечами и смотрел на Крысоеда с таким неподдельным изумлением, что старпом насмешливо спросил:
— Что, память отшибло? Ничего, она вернется, когда Крысоед начнет пытать, прижигать спину раскаленным железом.
В лице у моего спутника что-то дрогнуло. Кажется, к нему начала возвращаться далекая память. Он закинул руку назад и под шубой пощупал спину. Появились, видимо, шрамы. Вспомнил он их, вспомнил и все остальное, связанное с прежней жизнью: китель с погонами, брюки с алым кантом, фуражку с кокардой. Шуба, шапка, валенки, затуманившись, исчезли, и вместо них возникла форма капитана.
— Наконец-то. Умница, — усмехнулся старпом. — Кеша, как ты называешь умных людей?
— Разумная протоплазма. Вкусно, — жадно прохрипел паук и протянул к капитану мохнатую лапу.
— Подожди, Кеша. Сейчас они невкусные. Их просто нет. Но потом…
Рыцари и дамы звенели бокалами, закусывали и с любопытством посматривали на меня с капитаном, на паука и Крысоеда. Многого они не понимали. Но зрелище, видать, им здорово нравилось.
— Да, да! Потом все вернется, — продолжал старпом. — Не думай, капитан, что в погребе с елкой ты вечно будешь торчать замороженным придурком. Нет, ты вновь оживешь во плоти, станешь вкусным — и в зубах паука завопишь, вполне оценив диктат материи над духом.
— Ты тоже считаешь, что мертвая Вселенная оживет? — с надеждой спросил я.
— А ты как думал, художник? Нет, дьявол хитер. Сейчас он просто отдыхает и накапливает силы. Через миллиарды лет он проснется и закружится электронами и планетами, запылает звездами. И начнет снова творить, созидать — с тем чтобы вдоволь потешиться, полюбоваться, как созданный им мыслящий дух будет выть в тоске и отчаянии, как будет вопить от боли ожившая материя. Вселенная такая же злобная и прожорливая скотина, как и Черный паук. — Старпом замолк, пораженный какой-то внезапно пришедшей мыслью. — Кеша, ты паук и, стало 'ыть, можешь плести паутину. Так?
— Угу.
— Сделай это.
Рыцари и дамы с интересом смотрели на паука. Двигая челюстями, тот перетирал что-то, чмокал и чавкал. Готовил, видимо, паутину. И вдруг лапой вытянул откуда-то из себя серебристую тонкую нить и подбросил ее вверх. Нить прилипла к высокому своду зала. Паук живо взобрался по ней к потолку, потом спустился по другой, уже новой паутинке. И замелькал паук вверх и вниз, как челнок в ткацком станке. В середине решетки он закружился сужающимися кругами. И паутина готова.
— Молодец, — похвалил старпом и показал на капитана. — А теперь накинь эту сеточку на него. Он в ней овеществится и станет вкусным.
— Вкусным. Очень вкусным, — радостно заурчал паук.
Не успел капитан опомниться, как очутился в липкой паутине. Я пытался освободить его, но упругая и липкая паутина оказалась крепче стальной проволоки. Капитан извивался, но его отчаянные усилия ни к чему не привели.
— А ты сбрось ложноматериальное обличье, — посоветовал я. — Стань свободной мыслью. Исчезни.
— В том-то и дело, что не могу. Тут что-то новое. А ты беги. Видишь, паук готовит еще одну паутину.
— Не оставлю я тебя.
— Я все еще командир фрегата. — В голосе капитана зазвенели повелительные нотки. — Приказываю немедленно бежать.
— Кеша, художник может сбежать. Оплети его скорей. Не мешкай. Ну, скорее же!
Паук, перестав чавкать, недовольно проурчал:
— Не торопи… Подонок.
Старпом опешил. Он покраснел, с накипающим гневом стиснул кулаки и вдруг расхохотался:
— Ну умора! Ну ты и откалываешь номера, Кеша. Да с тобой весело!
Но рыцари и дамы выскочили из-за стола, окружили паука и кричали:
— Он оскорбил герцога! Наказать его!
— Господа! — Старпом поднял руку. — Это он по глупости ляпнул. Он хороший. И смотрите, какой проворный. Художник уже трепыхается в сетке.
Захмелевшие рыцари и дамы, хохоча и приплясывая, завертелись вокруг нас подобно нечистой силе. В этом шабаше Великий Вычислитель участия не принимал. Он стоял в сторонке, внимательно рассматривая
