приободрить, развеселить своего, как ему показалось, приунывшего шефа и друга.
— Утро-то какое! — восхищался он. — Не пойму, Руди, весна сейчас или лето? Да подними же голову, наконец! Посмотри!
Руди осмотрелся и ахнул: весна! И в самом деле весна! Кое-где проклюнулась свежая травка, какой-то взбалмошный жаворонок ликующе заливался в чистом, по-июньски синем небе. Душа у юноши наливалась радостью и восторгом, невольно приходили мысли о красоте и величии природы, приходила и та… да, приходила, возвращалась та самая «минутка-вестница», тот вещий миг-откровение, когда деду и Руди однажды приоткрылось безграничие Мироздания, его великая тайна, чуть ли не Бог…
Руди еще раз огляделся: как тут не прийти той «минутке-вестнице», когда рощи, перелески, степные дали словно утопали и неясно забылись в теплой сизо-золотистой дымке, а за ней чудилось что-то зовущее и бесконечное. Не Бог, но что-то близкое и родное. «Там же дед!» — вспомнил Руди, и ноги сами собой понесли его в тополиную рощу.
— К своему деду топаешь? — съехидничал Мистер Грей. — Бесполезно. Дрыхнет он сейчас.
Тополя в роще действительно спали. Руди сел на корни старика тополя, закрыл глаза и ощутил, что роща под греющими лучами встающего солнца медленно пробуждалась, в деревьях оживали… биотоки! Оживали они и у старого тополя. Нащупав постороннее биополе, они «узнали» Руди, его «Я» и приступили к привычной работе. Волнуясь и затаив дыхание, Руди почувствовал, как его «Я» медленнее, чем обычно, но все же приобретало иное состояние и переселилось в другое тело, пригодное для жизни во времени.
Руди чуть не вскрикнул. «Дед и не знает! Он спит! Я могу без него, без Дубака и потешных старух уйти в меловой период и все сделать! Прямо сейчас! Без соблазнительницы Маги не обойтись, — вспомнил он и твердо решил: — Буду с ней строг».
Руди встал и шагнул во мглу тысячелетий. Вот и жутковатая веха на пути — багровая вспышка и протяжный гул ядерной войны. Еще немного, всего несколько миллионов лет, — и где-то здесь местечко, где однажды с дедом они пытались передохнуть, но им помешали. Руди вышел в пространство и впрямь очутился на знакомой солнечной поляне. Поблизости опушка леса и те самые «милые обезьянки», с которыми дед в тот раз крупно повздорил. Как и тогда, обезьяны висели на ветвях и с чмоканьем жевали плоды. Увидев незнакомое двуногое существо, завизжали, и Руди поспешил уйти.
Но что это? Шаги во времени становились все более тугими и вязкими, как в болоте с кустарником. Руди с усилием продирался через чащобы тысячелетий и начал выдыхаться. Нет, не сам он, а его биополе начало обессиливать, таять. Еще немного — и оно рассеется совсем, и Руди, его «Я» перелетит в свое настоящее тело, в тот самый бездыханный чурбан, сидящий на корнях старого тополя. Он просто вернется домой. Руди вспомнил дедовы уроки и понял, в чем дело: он получил столь малую дозу энергии, что ее не хватит на дальнее путешествие. Может быть, до Толика с Верой добраться? У них он мог бы «дозаправиться», запастись биоэнергией — этого у ребятишек хоть отбавляй. Резвые они, веселые и шумные, энергия так и плещет через край.
Руди рискнул, вышел в пространство и сразу понял, что до Толика он не дошел. Нет ни каменистого холма с молодым стройным тополем, ни озера вдали, где растет вербочка. Он в густом кустарнике с тучей звенящих москитов. Отмахиваясь от них, Руди осторожно выглянул. В ночной степи, ярко освещенной луной, проскакали, стуча копытами, животные, и Руди узнал в них предков лошадей. Что здесь? Доледниковый период? Олигоцен? Желая сориентироваться, он вышел из кустарника и наткнулся на двух дерущихся кабанов. Эти великаны с клыкастыми, длиной в целый метр, мордами что-то не поделили. Соседство не очень приятное. Руди отскочил в сторону и очутился рядом с каменистой стеной. Гора? Не без труда, цепляясь за выемки и карнизы, Руди взобрался наверх. Оказывается, это горное плато с двумя зазубренными скалами. Внизу в пепельном свете луны раскинулась лесостепь. Слышались звоны и трели сумеречных насекомых, приглушенные далью рыки хищников, хохот гиен — обычная симфония олигоценовой ночи.
Наверху он в безопасности. Но делать здесь, в олигоцене, нечего, и Руди хотел вернуться домой, как вдруг У подножия дальней скалы заметил пляшущий огонек. Костер? Первобытные люди? Но они появятся лишь через миллионы лет. Кто же там?
Озадаченный и заинтригованный, Руди осторожно приблизился и увидел человека — какого-то странного оборванца — за весьма странным занятием: горящей веткой тот подпаливал у себя изрядно отросшие усы. Потом принялся таким же манером укорачивать бороду. При этом человек чертыхался и ругал себя:
— Какой же я болван. Ни ножниц, ни бритвы не захватил. Ах, какой болван.
Руди чуть не ахнул от изумления: человек говорил на родном языке папы и мамы! Желая привлечь к себе внимание, Руди кашлянул. Оборванец отбросил ветку и посмотрел на Руди. Странно, он ничуть не испугался. Напротив.
— Наконец-то! — обрадовался он. — Еще один бедолага попал в ловушку. Теперь я не один. Подойди, дай хоть погляжу на тебя. Да ты молодой еще, но бриться уже начал. Слушай, парень, нет ли у тебя бритвы?
— С собой нет, — удивленно пробормотал Руди. — Но я схожу домой и принесу.
— Не дури, парень, — рассмеялся человек и погрозил пальцем. — Не разыгрывай. Нет здесь у тебя никакого дома. Бездомные мы с тобой. Давай для начала познакомимся. Профессор биофизики Олег Коряков. А тебя как?
— Руди Свенсон.
— Уж не родственник ли профессора Свена Свенсона?
— Это мой папа, — все более изумляясь, сказал Руди.
— Не дури, парень. — Профессор снова погрозил пальцем. — Нет у Свена сына, а была дочь.
— Катя? Это моя сестра.
— Точно! Катей ее звать! — воскликнул профессор. — Откуда ты знаешь?
— Я родился потом, уже здесь.
— Ну и ну. Ничего не пойму. Вот что, парень, присаживайся и расскажи о себе.
Руди присел на камень и как следует рассмотрел профессора. Это был человек лет шестидесяти, но с удивительно молодыми, весело блестящими глазами. Они с жадным любопытством рассматривали Руди и словно поторапливали: «Ну, ну! Выкладывай!»
Руди собрался с мыслями и рассказал о побеге родителей, о том, как их звездолет, нечаянно попав в какую-то дыру времени, снова очутился на той же планете, но уже в будущем.
— Супервремя! — воскликнул ученый и, вскочив, заметался, бегая вокруг костра. — Так и есть! Через супервремя, через его местную ловушку, я и провалился сюда. Моя догадка подтвердилась. Ай да я! Молодец! Пространство вокруг планеты получило такую встряску, что перескочило в супервремя.
— Но почему? Отчего перескочило? — заулыбался Руди. Очень уж радостно стало ему с таким неунывающим, живым и подвижным, как ртуть, профессором.
— Да потому, что сама планета получила встряску. Ее тряхнуло так, что все поля переменили заряд. Даже северный и южный полюса поменялись местами. И знаешь отчего?
— Атомная война!
— Ай да парень! Сообразил! Впрочем, что тут удивительного. У Свена Свенсона не могло быть плохого сына.
— Откуда вы знаете моего отца? И как попали сюда? Да присядьте же, профессор, расскажите.
— Нет, парень. Рассказывай сначала ты. Пришлось Руди поведать нетерпеливому профессору о мыслящих деревьях, о своей жизни во времени.
— Вот так чудеса, — бормотал ученый, но, кажется, всему поверил.
— А теперь, профессор, я послушаю вас.
Профессор подбросил в костер сухих веток, присел и поведал свою историю. Был он, оказывается, вместе с отцом Руди в одном концлагере. Дерзкий побег Свена Свенсона вызвал у стражников и начальства невиданный переполох. Биофизику и еще некоторым ученым в той суматохе удалось бежать. Что стало с его товарищами, он не знает. Может быть, их поймали. Но сам биофизик затерялся в непроходимых дебрях суровой тайги. Наткнулся на кем-то оставленную охотничью избушку со всем необходимым. Года два, живя в одиночестве, промышлял охотой. И однажды ночью небо осветилось незатухающим багровым заревом, потом с далекого юга докатился гул. То лишь цветочки всепланетной ядерной бойни, сообразил ученый-
