обмундирование, медикаменты и кроме того сдано 120 тыс. рублей.[151]
Подобные центры с февраля 1919 г. действовали также за рубежом среди русских военнопленных. Руководитель центра по набору добровольцев в Германии генерал Потоцкий в письме на имя генерала Драгомирова от 24 февраля 1919 г. сообщал об открытии отделения в Польше по отправке русских офицеров-добровольцев в армию, о передаче финансовой помощи в офицерский комитет в Праге для организации инструкторской офицерской роты «в предвидении военных формирований, предполагаемых из среды военнопленных». Потоцкий видел свою главную задачу в том, чтобы помешать проезду военнопленных в Красную Армию. Он предполагал отправить в Добровольческую армию до 1000 офицеров и 12–25 тыс. солдат.[152] Мобилизация населения стала основным способом комплектования войск в Сибири. Постановлением Временного Сибирского правительства от 31 июля 1918 г. первый призыв молодых людей 1898 и 1899 годов рождения объявлялся на конец августа. Призыву подлежало «все коренное русское население… и переселенцы, прибывшие в Сибирь до 1 января 1915 г.» Продолжительность воинской службы устанавливалась в два года. [153]
Как показывает переписка, шедшая через министерство внутренних дел, первоначально мобилизация населения проходила успешно. Об этом сообщали уполномоченные из Семипалатинска, Тары, Томска, Усть- Каменогорска, Ишима, Тобольска и других городов.[154]
Приказом командующего Сибирской армией № 53 от 30 августа 1918 г. была образована особая комиссия «для решения вопросов по организации армии» под председательством начальника штаба армии генерала П. П. Белова. Комиссией было решено разбить территорию Сибири и Дальнего Востока на 5 корпусных районов во главе с соответствующими командирами: Уральский, Среднесибирский, Степной, Восточно-Сибирский и Приамурский. Ими были назначены командовать: генерал от артиллерии М. В. Ханжин, генерал-майор А. Н. Пепеляев, генерал-майор А. Ф. Матковский (сменил генерала П. П. Иванова-Ринова, назначенного командующим Сибирской армией вместо убывшего вскоре на юг России генерала А. Н. Гришина-Алмазова), полковник Элерц-Усов и полковник Г. М. Семенов. Была принята территориальная система комплектования.
Планировалось, что каждый уезд выставит в среднем один полк. Две губернии формировали корпус, включавший две дивизии, по численности доходившие до 10 тыс. человек. Как отмечалось 9 сентября 1918 г. на одном из заседаний комиссии, мобилизация двух возрастов дала Степному корпусу 39 тыс., Уральскому — 33 тыс. и Среднесибирскому — 50 тыс. человек. Ожидалось, что в целом призыв должен был дать около 200 тыс. человек.[155]
Решения комиссии по вопросам организации сибирских войск были утверждены приказом по армии № 80 от 4 октября 1918 г.[156] С этого момента формирование войсковых контингентов велось главным образом на основе мобилизации сибирского населения, хотя, добровольческий принцип действовал и в Сибири. Но добровольчество не получило там широкого распространения, так как главные усилия командования сосредоточивались на проведении призывных кампаний.
К 10 июня 1919 г. вооруженные силы под командованием адмирала Колчака уже состояли из трех армий: Сибирской под командованием генерала Гайды численностью 57 тыс. штыков и 4 тыс. сабель; Западной под командованием генерала К. В. Сахарова численностью 24 тыс. штыков и 6500 сабель и Южной под командованием генерала П. П. Белова численностью 15 тыс. штыков и 12 тыс. сабель. Кроме того, на отдельных направлениях действовали Уральская армия генерала Толстова (на территории Уральского казачьего войска) и 2-й отдельный Степной корпус генерала Ерофеева. Всего в армиях Колчака к указанному выше числу числилось 95547 штыков и 22581 сабля.[157]
Однако отсутствие средств на содержание армии, трудности с доставкой по единственной железнодорожной линии от Владивостока необходимых предметов снабжения и многие другие причины сдерживали процесс увеличения численности войск. Например, в Западной армии к 10 июня 1919 г. было 1714 невооруженных бойцов, а в Южной — 7089.[158] А вот как описывал обеспеченность обмундированием Западной армии к маю 1919 г. ее командующий генерал К. В. Сахаров: «…внешний вид этих русских полков… как будто это были не воинские части, а тысячи нищих, собранных с церковных папертей. Одежда на них самая разнообразная, в большинстве своя, крестьянская… но все потрепалось, износилось за время непрерывных боев… почти на всех рваные сапоги, иногда без подошв; кое-кто в валенках (2-я половина мая!), у иных ноги обернуты тряпками и обвязаны веревочкой; татары большей частью в лаптях. Штаны почти у всех в дырах, через которые просвечивает голое тело. Сверху одеты кто как: кафтаны, зипуны, рубахи и изредка попадается солдатский мундир или гимнастерка. Офицеры ничем не отличались по внешности от солдат. Они стояли в строю, обвешанные мешками и котомками с патронами и все тело их, согнутые ноги, опущенные плечи — показывало, как они устали за время долгой войны и последних боев…»[159] Далее генерал указывал на полное отсутствие белья, отсутствие возможности готовить и давать горячую пищу ввиду недостатка походных кухонь, в результате чего войска были вынуждены питаться консервами и хлебом.[160]
Неудивительно, что при подобных условиях обеспечения армии имелся довольно высокий процент дезертирства мобилизованных. Те же причины нередко приводили и к грабежам местного населения под видом реквизиций. Боевой дух таких войск был невысок. Поэтому при первых поражениях мобилизованные или расходились по домам, или переходили на сторону противника.
Со временем самым простым способом восполнения потерь стал захват пленных у Красной Армии. Он получил наибольшее распространение в армиях Деникина. Если при зарождении Добровольческой армии солдатская масса в ее составе почти отсутствовала, то с течением времени наблюдался рост ее численности. Последний происходил главным образом за счет захваченных в плен красноармейцев. Ко времени боев 1920 г. за Крымский полуостров, по оценке полевых командиров, они составляли до 90 процентов состава даже лучших офицерских полков и в боях действовали безукоризненно.[161]
По мнению составителя сборника, посвященного Корниловскому полку, М. А. Критского, среди бывших красноармейцев редки были случаи ухода обратно к красным или массовые сдачи в бою. Дезертирство наблюдалось в основном в моменты кризисов. Солдат, прямой представитель русского народа, не был враждебен белому движению и очень ценил простые дружелюбные отношения с офицерами в боевой и бытовой обстановке.[162]
По состоянию на 18 октября 1919 г., когда вооруженные силы Юга России переживали время наибольших успехов в продвижении к Москве, они включали 7 группировок войск: войска Северного Кавказа под командованием генерала И. Г. Эрдели численностью 11167 штыков и 5513 сабель; Кавказскую армию генерала барона П. Н. Врангеля, 8640 штыков и 6115 сабель; Донскую армию генерала В. И. Сидорина, 25834 штыка и 24689 сабель; Добровольческую армию генерала В. З. Май-Маевского, 17791 штык и 2664 сабли; войска Киевской области генерала А. М. Драгомирова, 8551 штык и 331 сабля; войска Новороссийского края генерала Н. Н. Шиллинга, 12585 штыков и 1570 сабель и войска Черноморского побережья под командованием генерала Тяжельникова численностью 6504 штыка и 1303 сабли. Всего, таким образом, в вооруженных силах Юга России по состоянию на 18 октября 1919 г. числилось: 107395 штыков и 45687 сабель.[163]
Северо-Западный фронт генерала Н. Н. Юденича к октябрю 1919 г. включал только Северо-западную армию генерала А. П. Родзянко (на время операции на Петроград командование ею принял на себя генерал Юденич) в составе: 1 стрелкового корпуса под командованием графа Палена численностью 5500 штыков и 600 сабель; 2 стрелкового корпуса генерала Арсеньева, 5500 штыков и 100 сабель и отдельных частей общей численностью 3500 штыков. Всего в Северо-Западной армии насчитывалось 17800 штыков и 700 сабель.[164]
Что касается Северного фронта, то там долгое время всем заправляли англичане. Все войска до августа 1919 г., момента начала завершения эвакуации союзных войск, находились в полном подчинении союзного командования. Русскими силами, действовавшими на второстепенных направлениях, командовал генерал Марушевский. Последний так оценивал свою деятельность: «Русское военное командование было лишено самостоятельности и исполняло предначертания союзного штаба».
