гербициды. В те гербициды, которые продаются в любом магазине. И название у них – обхохочешься: «Без травы». Смешно, правда? Так вот, добавляешь сахар, древесный уголь, серу, фосфор и перемешиваешь. Процентное соотношение смеси – задача сложная, но у меня, по-моему, все получилось, как надо. Размешивал я пером, ужасно трясся. Но еще сложнее детонатор. Вот его…
Кувано говорил, слова лились из него тяжелым потоком. Говорил он тихо и долго. Словно играл сейшн с Орнеттом Коулменом. Я дал ему пощечину. Кувано посмотрел на меня, будто наконец пришел в себя, и неслышно пробормотал:
– Я убил человека.
7
Значит, это и есть ваше происшествие семьдесят первого года? – сказала Токо.
– Да.
– И он все-таки уехал во Францию?
Я кивнул:
– На следующий день он улетел из Ханэды.[41] У него был забронирован билет.
– Повезло ему, могли бы поймать.
– В те годы было не так, как сейчас, на определение отпечатков пальцев требовалось время. Нас с Кувано загребли в полицию за участие в демонстрации в шестьдесят восьмом году. Нарушение общественного порядка. Мы провели там три дня, и у нас взяли отпечатки пальцев. Но мы думали, органам потребуется несколько дней, чтобы сличить их с теми отпечатками, которые остались на месте взрыва. Собственно, так оно и произошло.
Токо вздохнула.
– Значит, погибший случайно оказался полицейским?
– Именно так. Двадцатипятилетний постовой. Потом прочитал о нем в газете. Четвертый дан по дзюдо. По утрам он бегал, тренировался. Та же привычка, что и у меня. Наверное, не будь он полицейским, не стал бы смотреть, как горит автомобиль, а смылся бы побыстрее.
Пепельница была доверху набита окурками, но Токо вынула из пачки новую сигарету.
– Получается, взрыв – результат случайного стечения обстоятельств. Почему же ты не пошел с повинной? Тебя бы не стали судить строго. Ты нарушил всего лишь правила дорожного движения. Тебе бы не дали никакого срока, в худшем случае – условный. Ты же ничего не знал про бомбу. И Кувано обвинили бы не в убийстве, а в повлекшей смерть преступной оплошности.
– Может быть, – ответил я. – Я думал об этом. Мы целый день после случившегося мотались с ним по кафешкам на Синдзюку и ломали голову, что нам делать. Но Кувано никак не мог прийти в себя. Для трезвого решения требовалось время. Вот я и убедил его. Чтобы он уезжал, как планировал. А если решит сдаться, то ему достаточно обратиться в японское посольство в любой стране. И тогда, получив от него сигнал, я тоже приду в полицию с повинной.
– Он так и не сдался?
Я молча кивнул.
– Ты не испытывал к нему ненависти?
Я хотел налить виски в стакан – моя бутылка была уже пуста. Я открыл новую, которую поставила мне Токо.
– На мне тоже лежит часть ответственности за произошедшее. А он, мгновенно оценив ситуацию, спас ребенка. Мальчишка остолбенел в прострации. Если бы Кувано не повалил его, тот бы погиб или получил тяжелые ранения. Я же и пошевелиться не смог. Разве я имею право его ненавидеть?
Токо встала и открыла окно. Оглянулась и сказала:
– У твоей истории есть урок.
– Какой урок?
– Если держать тормоза в порядке, можно обойтись без сентиментальных воспоминаний.
Я улыбнулся:
– Это точно.
Она была абсолютно права.
Через открытое окно выветривался дым, скопившийся в комнате. На смену ему приходил свежий холодный воздух.
– Повезло ему. Так и не поймали.
– Тогда система расследований за рубежом была недостаточно развита. Деятельность Красной Армии[42] стала привлекать к себе внимание позже. За год до этого угнали самолет «Ёдо»,[43] это происшествие взбудоражило всю страну. Во второй половине того же года отдельные группировки начали целенаправленную борьбу, проводя серии взрывов. В декабре взорвалась рождественская елка на Синдзюку.[44] Кувано купил билет до Лондона, наверное, поэтому его не удалось разыскать ни полиции, ни через Интерпол.
– А чем занимался ты?
– Да разным. Пришлось поработать и в не совсем легальных местах.
– Неплохо тебе удалось скрываться.
– До сих пор – да.
– А теперь опять превратился в объект пристального внимания.
– Похоже, что так. Но хочу тебя предупредить, органы безопасности основательно покопались в нашем с Кувано прошлом. Думаю, и о моих отношениях с твоей матерью им известно.
– Мама умерла, – сказала она. – А ты, как и прежде, продолжаешь бегать.
– Может, ты и права. Но я собираюсь не только убегать, но и догонять. Я найду того, кто убил Юко и Кувано.
Токо посмотрела на меня. В ее глазах читалось удивление ребенка, который в первый раз увидел в зоопарке необычное животное.
– И откуда у тебя появляются такие странные мысли?
– Кувано был моим единственным другом. А Юко – единственная женщина, с которой я жил вместе.
Она смотрела на меня не отрываясь. И наконец произнесла:
– Что-то мне тоже выпить захотелось.
– Выпей.
Она встала и действительно принесла еще один стакан. Налила виски до краев и поднесла стакан к губам. Она пила виски не разбавляя, но помногу. Я же пил совсем по чуть-чуть и мог продолжать до бесконечности.
– А ты не хочешь поручить все полиции? Что ты один можешь сделать?
– Не знаю. Но хочу попробовать.
– Так же как вы пробовали заняться студенческой борьбой? Опять начнешь игру, в которой победитель известен?
– Может, и так.
Я отхлебнул виски и продолжил:
– Теперь мой черед задавать вопросы. Ты не знаешь, почему твоя мать вчера оказалась в парке?
Она опять потянулась к стакану. Содержимое его значительно уменьшилось. Я вспомнил, как пила Юко. Не могла и кружки пива выпить. Тут же становилась красная как рак.
– Я же сказала тебе, что говорила полиции. Не имею ни малейшего понятия. Но теперь поняла: она с тобой хотела встретиться. Раз она знала, где ты живешь, то могла быть в курсе и твоих привычек.
Я думал об этом. Вполне возможно. Действительно в последнее время я стал весьма неосторожен.
– Но если так, почему она не пришла ко мне в бар?
– Наверное, хотела разыграть случайную встречу.
– Ты сказала, она нашла меня около двух лет назад. Довольно большой срок.
– Я же тебе говорила. Женская гордость. А может, были и другие причины.
– Ты упоминала, что она рассказывала тебе о своем прошлом и о нас. А обо мне нынешнем?
