равнялась сорока килограммам, или четыремстам шашкам динамита.
Я внимательно прочитал все статьи, потратив на это целый час. Прочитал я и вторую газету. Содержание ее мало чем отличалось от первой. «В тихий выходной день все изменилось в один миг. Как удержаться от гнева на безумцев?!» «Все силы брошены на поимку преступника. Главный инспектор токийского полицейского управления сделал специальное заявление». «Сложности расследования теракта. Почти все улики уничтожены». Как сообщали заголовки, ни детонатор, ни взрывное устройство пока найти не удалось. На странице светской хроники объектом основного внимания был начальник отдела безопасности Управления полиции Тэцу Миядзака. Из его послужного списка становилось понятно: он шел вверх по карьерной лестнице, не отклоняясь ни на шаг в сторону. В статье говорилось о Миядзаке и его окружении, и даже если отбросить вежливое отношение к покойному, впечатление о нем складывалось благоприятное. Он был несвойственно полицейскому чину мягок, вежлив и воспитан. Когда мы разговаривали с ним в парке, у меня сложилось такое же впечатление. «Он уделял много внимания дочери. Несколько лет назад умерла его жена, и я часто видела, как он выходил вместе с дочерью на прогулки, – рассказывала его соседка-домохозяйка. – Но мне и в голову не приходило, что он работает в полиции». Действительно, сложно представить себе полицейского чина, носящего шейный платок с узором «огурцами». Но почему он вчера оказался в парке Синдзюку, неизвестно. Показания дочери, получившей ранения, в газете не приводились.
Также в статье ничего не говорилось и о рыжем сектанте, которого я встретил. Не было практически никакой информации о раненых, лежавших в больницах. Зато много рассказов родственников погибших, немногих счастливчиков, отделавшихся легкими ранениями, и свидетелей, оказавшихся в парке. Приводились даже свидетельства экскурсантов со смотровой площадки на сорок пятом этаже мэрии. С высоты двести два метра можно было бы окинуть взором всю территорию парка, но посетители приняли гул и встряску за землетрясение, и их охватила паника. Лишь через несколько минут после взрыва они обратили внимание на то, что творится внизу, и столпились у окна, выходящего на восток. Точно так же повели себя и те, кто находился в гостинице-высотке напротив. Я прочитал все статьи во второй газете, и мне стало понятно: вокруг основных фактов возведена ограда. Типичное поведение полицейских структур, а для них – естественно необходимые меры. Наверное, умалчивается и немало другого. Статьи занимали много места, но информация в них давалась скудная. Сейчас органы строго охраняли крепость, построенную ими вокруг фактов. При происшествиях подобного рода редки случаи, когда информация в СМИ появляется первой.
Я погрузился в размышления. Наконец я заметил, что стал привлекать внимание официантов. Я оставил недоеденной полпорции риса с говядиной, взял газеты и вышел. Опять медленно побрел к бару. Дошел до него и открыл дверь. Горел свет, хотя я его выключал перед уходом.
Меня ждал посетитель.
Он сидел у стойки и курил. Увидев меня, встал. Ростом примерно такой же, как я. А во мне метр семьдесят пять. Но весил он, наверное, вдвое меньше. Худенький. Сначала я подумал, что это парнишка. Но нет, оказалось, девушка. С короткой стрижкой. В черных джинсах и черной майке – не по сезону. Лет около двадцати или чуть побольше. «Забыл дверь запереть», – подумал я. Но у меня никогда и привычки такой не было. Воровать-то нечего.
Девушка посмотрела на меня и вдруг спросила:
– Ты ранен?
– Мы где-то встречались? – сказал я.
В бар она не заходила. По крайней мере, до сих пор.
– Нет. Сегодня в первый раз, – ответила она. – Так ты ранен?
– А что, похоже?
– Похоже, похоже. По такому лицу, как гнилое яблоко, любому станет понятно. Или подрался?
– Вроде того. А ты кто?
Девушка сложила руки на груди и посмотрела на меня. Медленно выдохнула огромную струю дыма. Дым гигантским облаком окутал меня. Такая тощая, а объем легких будь здоров.
– Ты ведь Кикути. Тосихико Кикути. А сейчас тебя, кажется, называют Кэйскэ Симамура.
Я уставился на нее. На девчонку, от которой впервые за двадцать лет я услышал свое настоящее имя.
– А теперь все современные девушки отвечают вопросом на вопрос? Ты кто?
– Я Токо Мацусита.
Я протянул руку:
– Удостоверение личности.
– Ну и ну. Ты всегда с клиентами себе такое позволяешь?
– А сейчас бар закрыт. Так что ты не клиент. А посторонняя.
– Какой ты осторожный. Только с виду тормоз.
Я улыбнулся. Она посмотрела на меня, усмехнулась, спокойно достала из сумки листок бумаги и положила мне на ладонь. Студенческое удостоверение университета Дзёти. Имя и фамилия – те, что она сказала. Адрес: район Уэхара на Сибуе. Родилась в январе семьдесят второго. Двадцать один год.
Я вернул ей удостоверение.
– А если я скажу, что ты обозналась?
– Нет, не обозналась. Я поняла это по твоей улыбке. Абсолютно беззаботная улыбка. Точь-в-точь, как говорила мне мать. Даже беззаботней, чем я думала.
– Мать?
– Юко Эндо. Это ее девичья фамилия. Эндо пишется: «Эн» как «сад», а «До», как «храм». Не забыл?
Я еще раз молча пристально посмотрел на нее. Она усмехнулась:
– Не смотри так на меня. Хотя я и привыкла, что мужики на меня пялятся, непроизвольно руки чешутся заехать по кумполу.
– Твою маму я не забыл, – сказал я.
– Еще бы ты забыл. Ты же не в маразме, чтобы забывать женщин, с которыми жил. Или у тебя столько жен было, что и со счету сбился?
– Нет. Вместе я жил только с одной.
Девушка потушила сигарету в стоявшей рядом пепельнице. Тонкими пальчиками аккуратно сломала «Хоуп»[10] на две половинки у фильтра.
– Ты жил с мамой всего лишь три месяца, да?
– Да, всего лишь три месяца.
– Сними очки, – попросила она.
– Зачем?
– Дай посмотреть, что там у тебя.
– Не надо. Само пройдет. Не впервой. Наверное, столько же, сколько раз на тебя мужики пялились.
– Нда-а, – пробурчала она. – А я-то думала, что в нашем мегаполисе уже вымерли такие неандертальцы, как ты.
– Вот именно в мегаполисе и можно выжить. Посмотри на тараканов.
– Мама говорила, что организм у тебя крепкий, а вот по части мозгов одно твое достоинство – ворчать и огрызаться.
– Я и сам так думаю. Но откуда ты знаешь об этом баре?
– Мама сказала.
На мгновение я онемел. Юко знала про бар… Помолчав, я спросил:
– А откуда она знала?
– Проезжала на машине по улице Ясукуни и случайно увидела тебя. Тогда она остановилась и посмотрела, куда ты вошел. Увидела табличку «Гохэй». Подождала немного – стали собираться посетители. Одного из них она расспросила о тебе, описав твою внешность, и поняла, что ты работаешь барменом. Ей и имя твое сказали, без проблем.
Я вздохнул. Я был похож на больного раком. Все вокруг все знают, кроме меня.
– Странная у вас семейка. Разве матери рассказывают дочерям про своих бывших любовников? И чем
