Холодилин поблагодарил за внимание.
Денисов вышел из кабинета одним из последних, однако, спускаясь по широкой парадной лестнице, вдруг заспешил, заторопился на первую платформу, как будто она могла ответить на вопрос о моряке, который теперь его интересовал.
2 января, 16 часов 30 минут
Иллюзия пирса и корабля исчезала, когда Денисов смотрел на вокзал со стороны перрона. В обе стороны большепролетных железобетонных конструкций перекрытия разбегались вдоль путей каменные шатры, терема. В начале века специфику и перспективы развития нового вида транспорта представляли туманно, первый вокзал в Павловске, под Петербургом, служил пассажирским зданием и концертным залом одновременно.
Высоко, в стрельчатой башне, чернела открытая форточка в окнах кабинета уголовного розыска. Под ними тридцать первого декабря Денисов встретил незнакомого моряка.
Было бесконечно заманчиво докопаться до причины, по какой он выделил моряка из всех людей, проходивших по перрону. Но Денисов понимал: то, что не удалось под непосредственным впечатлением увиденного в тот же вечер, вряд ли удастся теперь. Он только вспомнил, как растекалась по платформам вначале такая компактная, сплотившаяся воедино толпа пассажиров, похожая издалека на огромный встревоженный муравейник. Посадка сразу шла на три-четыре электрички. Единственное, что Денисов мог сделать, – установить электропоезд, с каким уехал моряк.
В кирпичном домике у самого блокпоста было по-больничному тихо и чисто. Несколько свободных от смены машинистов и их помощников разбирали за столом шахматную партию. Доска и фигуры, которые передвигали игроки, обращали на себя внимание – потемневшие, закопченные, они наводили на мысль о поколениях кочегаров, игравших в шахматы до ввода электрической тяги.
В другой комнате сидел дежурный диспетчер по обороту электропоездов – сероглазая, с высоким начесом белых кукольных волос девушка.
– Слушаю, – сказала она Денисову.
Он представился.
– Хочу с вашей помощью восстановить картину станции на двадцать один пятнадцать тридцать первого декабря…
– Постараемся. – Она поправила волосы и встала из-за стола. Под начесом мелькнул нежный, казавшийся хрупким, как яйцо, девичий затылок. Денисов поймал себя на том, что ему сейчас куда проще каламбурить, чем думать серьезно.
– Присядьте.
– Позвольте, я постою.
Сидя он бы мгновенно уснул.
Откуда-то из глубины сознания всплыла история об Ахиллесе и черепахе – ее разбирали на семинаре по философии. Ахиллес никогда не догонит ползущую впереди черепаху. Пока он пробежит разделяющее их расстояние, черепаха успеет проползти еще немного, Ахиллес преодолеет его – черепаха тем временем снова продвинется… Расстояние между ними будет только бесконечно сокращаться…
«Таинственные карманы времени, безграничные, как миры, процессы деления, – Денисов совсем зарапортовался, – мы могли бы их использовать для сна: высыпаться в то самое время, в какое Ахиллес и черепаха пробегают свои чудовищно малые отрезки пути…»
Казалось, не тридцать с лишним часов, а уже несколько месяцев прошло с той минуты, когда была обнаружена первая обворованная ячейка.
Дверь к машинистам оставалась открытой, один из игравших в шахматы вошел в комнату, снял со шкафа рулон бумаги.
– Я помогу тебе, Эдит.
Вдвоем они развернули на столе схему станции. Четыре вытянутых прямоугольника обозначали ближайшие к вокзалу платформы.
– Так, – сказала кукольная Эдит, – в двадцать один пятнадцать тридцать первого декабря все пути были заняты. С какого начнем?
– С шестого.
– На шестом пути первой платформы стояла электричка до Валеева-Товарного отправлением в двадцать один час двадцать семь минут…
– Дальняя, – сказал машинист.
Оставалась еще надежда ограничить пункты розыска.
– Остановки не по всем пунктам?
– По всем, кроме трех-четырех станций.
Машинист поддерживал рулон, который ежесекундно грозил свернуться. Эдит называла номера электричек, время отправления, остановочные пункты.
Денисов постигал суть с трудом, но главное все-таки уловил: моряк сел не в первую отправлявшуюся от вокзала электричку. У платформ стояли поезда, уходившие в двадцать один шестнадцать и двадцать один двадцать одна. Последняя – в двадцать один двадцать одна – была самая дальняя, она делала остановку и в Валееве-Товарном. Преступник или человек, которого Денисов принимал за преступника, выбрал тем не менее электричку, отправлявшуюся позже. Выходит, ему не надо было спешить.
– Извините, – Денисов достал блокнот и авторучку, – на слух ничего не получилось – тупею.
Ей пришлось повторить объяснение сначала.
Вскоре стала проглядывать некая система.
