История телохранителя

одного — чтобы эта работа продолжалась как можно дольше.

Неторопливым шагом Матахатиро миновал пристань. Все лодки, поднимавшиеся вверх по Канде, останавливались именно в этом месте. Здесь они разгружали товары, которые затем поступали в богатые усадьбы, расположенные в глубине квартала. Как только подбадривающие возгласы грузчиков и беспрестанно окликающие друг друга шумные голоса остались позади, Матахатиро, к своему удивлению, услыхал, как кто-то зовет его по имени.

Обернувшись, он увидел двух женщин. Одну из них звали Тика, она была племянницей хатамото Кадзикавы. Позади нее стояла служанка по имени О-Нацу, которая частенько заглядывала в комнату к Матахатиро и Хосое, чтобы прибраться или накормить их ужином.

— О! Это вы, сударыня! — воскликнул Матахатиро.

Тике было около двадцати лет. Красавица с молочно-белой кожей, она всегда казалась молчаливой и замкнутой. Несмотря на то, что Кадзикава носил звание личного вассала сёгуна, его усадьба не производила впечатления богатого и знатного дома, и даже после пожалованной прибавки к доходу жизнь в ней продолжала течь так же, как и в то время, когда обитатели усадьбы обходились семьюстами коку риса в год. Женщины усадьбы часто появлялись и перед домом, и в саду. Матахатиро доводилось встречать Тику, но заговаривать с ней он не решался. Ее имя и то, что она приходится Кадзикаве племянницей, он узнал от служанки О-Нацу.

— Вы куда-то ходили? — спросил Матахатиро, обращаясь к ним обеим. Женщины вышли на берег реки со стороны спуска Карукодзака.

— Да, навещали родственников, — ответила Тика и, повернувшись к О-Нацу, неожиданно добавила: — Дальше я пойду с этим господином, а ты ступай вперед.

О-Нацу сказала: «Слушаюсь», — взглядом попрощалась с Матахатиро и тут же убежала. Вроде ей было уже шестнадцать лет, но со спины она казалась совсем еще ребенком.

— Я помешала вам? — спросила Тика.

— Да нет, что вы… — ответил Матахатиро, хотя и в самом деле чувствовал себя неловко. Каждый раз, завидев Тику, Хосоя шептал ему: «Ну и красотка!» Матахатиро соглашался, но не более того: особенного интереса к этой женщине он не испытывал. Вот и сейчас, шагая с ней рядом, он не мог найти тему для разговора.

Тика тоже шла молча. Матахатиро терялся в догадках, зачем она присоединилась к нему.

— Что скажете, — внезапно спросила Тика, заглядывая в лицо Матахатиро, — есть ли какие-то новости?

— Да, в общем, пока никаких, — Матахатиро невольно почесал шею. В отсутствии новостей не было ничего плохого, скорее наоборот, но для Матахатиро такой ответ, да еще и на вопрос, заданный Тикой, то есть почти его хозяйкой, означал, что он даром ест свой рис, поэтому как телохранитель он оказался в достаточно затруднительном положении.

— И потом я считаю, что это письмо, — откровенно добавил Матахатиро, — скорее всего не более чем чья-то злая шутка.

— Как же вы тогда объясните то, что на дядю уже покушались?

— Что? — Матахатиро остановился и посмотрел на Тику. Женщина тоже остановилась. Стоя на мосту, перекинутом перед воротами Усигомэ, они, словно сговорившись, оба прислонились к перилам. Прохожие бросали в их сторону любопытные взгляды.

— Не могли бы вы рассказать поподробнее?

— Хорошо, — ответила Тика.

Неотрывно глядя на воды Канды, она поведала ему недавнюю историю.

Это случилось дня через три после того, как им подкинули то самое полное угроз письмо. В тот день Кадзикаве не надо было идти на службу в замок, и он отправился в уезд Адати осматривать свое новое поместье. Надо сказать, что в том поместье издавна шли ожесточенные споры по поводу определения границ между деревнями, и когда часть этих земель пожаловали Кадзикаве, споры вспыхнули с новой силой. Кадзикава уже направлял туда с проверкой своего управляющего Соскэ Тасиро, однако тот не смог положить конец распрям. Поэтому в тот день, вняв просьбам деревенского старосты, новоиспеченный хозяин отправился собственными глазами взглянуть на спорные границы.

Возвращался он под вечер. Уже совсем стемнело, когда хатамото со свитой, свернув с тракта Сэндзюкайдо и двигаясь вдоль берега Канды, подъехал к месту под названием Каягафути, где Канда сливалась с рекой Эдогава. Как только они перешли через мост, старший слуга Томоноскэ зажег свет в фонарике, предусмотрительно прихваченном в деревне. И в этот момент на них напали.

Сопровождающих у Кадзикавы было всего двое — самурай Сингоро Фудзии и упомянутый уже Томоноскэ. Фудзии занимался фехтованием в додзё, расположенном в районе Канда. У него даже грамота об этом была. Томоноскэ тоже знал, как обращаться с мечом. Поэтому они оба тут же ринулись в бой, крикнув Кадзикаве, чтобы он убегал.

Пустив коня во весь опор, Кадзикава примчался в усадьбу и велел своему сыну Микинодзё и еще двум самураям срочно бежать в Каягафути на подмогу. Но когда они пришли, Фудзии был уже мертв, а Томоноскэ еще дышал, но его раны не позволяли надеяться на благополучный исход. Именно после этого происшествия Кадзикава и направился в усадьбу к Янагисаве.

— Потому что он подумал, что на него напали ронины князя Асано? — уточнил Матахатиро.

— Да, именно поэтому. Но господину Янагисаве он об этом случае не рассказывал.

«Да куда уж там, — подумал Матахатиро. — Умчаться на коне, оставив своих вассалов на погибель, — об этом вряд ли кто-нибудь стал бы рассказывать, тем более человек такого ранга, как Кадзикава».

— Сколько их было?

— Кого?

— Нападавших.

— А-а, — Тика неожиданно замялась. Затем она подняла голову и посмотрела прямо на Матахатиро. Глядя на яркие бусины черных зрачков и маленький, аккуратный рот, Матахатиро подумал, что она и в самом деле красива, хотя ее внешность нельзя было назвать очень выразительной. На ее лице отразилось сильное волнение. Глаза беспокойно забегали. Наконец, собравшись с духом, она сказала: — Он был один…

— А? — Матахатиро пристально взглянул на Тику. Было что-то такое в ее растерянном выражении лица, что трогало его до глубины души. Казалось, что Тика очень хочет поведать ему гораздо больше, но сомневается — говорить или нет. Хотя, разумеется, Матахатиро даже не догадывался, что бы она могла скрывать.

«Один…» Этот ответ еще больше сбил его с толку. Самураев, поклявшихся вспороть себе животы перед главными воротами замка после прибытия посланцев сёгуна, было без малого шесть десятков. Да если бы они на самом деле решили напасть на Кадзикаву, неужто не нашли бы для этого хотя бы несколько храбрецов? Или же они действительно разбрелись на все четыре стороны, и лишь какой-то одинокий волк, объятый жаждой мести за покойного господина, решил начать с Кадзикавы?

— Так нападавший был один?

— Да.

— Господин Кадзикава разглядел его?

— Он сказал, что это был высокий худощавый мужчина. Лица он не рассмотрел, оно было скрыто под платком… Это все, что я хотела вам рассказать, — неожиданно холодно закончила Тика, отведя взгляд от Матахатиро. — Я пойду, пожалуй.

— Вы правильно сделали, что рассказали мне об этом. Мы постараемся быть более бдительными при несении караула, — ответил Матахатиро, как ответил бы на его месте любой телохранитель. Попрощавшись легким кивком головы, Тика тут же устремилась прочь. Матахатиро задумчиво проводил взглядом ее тонкую, изящную фигурку и двинулся дальше.

«Что это было? Выговор за плохую работу?»

Возможно, Тике просто надоело наблюдать за праздным времяпрепровождением двух телохранителей, присланных господином Янагисавой, и она решила предупредить их, что угрозы в письме вовсе не пустые.

На самом деле, если то, что она говорит, правда, то такое отношение к работе, особенно со стороны