соответствующие.
Работа, на которую взяли Хосою, показалась Матахатиро чем-то похожей на ту, что впутала его в злосчастные внутриклановые распри, поэтому сам он от нее решительно отказался. Последствия этого шага оказались весьма печальными — в результате Матахатиро стал телохранителем уличной проститутки.
В семье Хосои в начале осени было прибавление, и теперь он кормил уже шестерых детей. Поэтому Матахатиро был почти уверен, что, несмотря на все его предостережения, Хосоя вряд ли легко откажется от места, где не только хорошо платят, но еще и щедро угощают его любимым сакэ. Так что вполне вероятно, что Хосоя сейчас сидел в дальней комнате какой-нибудь из окрестных усадеб и, раскрасневшись от возбуждения, хвастался своими похождениями перед другими самураями.
Живо представив себе эту картину, Матахатиро снова ощутил всю убогость своих скитаний по ночному городу в поисках какого-то ронина, которого, скорее всего, ему так и не суждено будет найти, и из-за этого еще противнее было думать о Хосое, который, должно быть, в этот самый момент во весь голос несет какую-нибудь чушь, сверкая своей пунцовой, как у обезьяны, рожей.
В дневное время Матахатиро подрядился работать на строительстве одного храма в Асакуса. Это была тяжелая физическая работа. А с наступлением вечера он слонялся по кварталам, окружающим Хигаси-Рёгоку, пытаясь высмотреть ронина, который убил О-Саки. В свою каморку в доходном доме за храмом Дзюсё-ин он возвращался только к часу Свиньи. Едва переступив через порог, он тут же падал от усталости и до самого утра спал мертвым сном.
Иногда он думал: «Повстречайся мне сейчас наемный убийца, одолеть меня будет проще простого». Тем не менее, ему не хотелось бросать поиски ронина на полпути. Чувство вины за смерть О-Саки занозой сидело в сердце. Не прошло и нескольких дней, как в ее комнату въехал молодой ремесленник с женой, но это только добавило Матахатиро душевной боли. Краткость земного существования женщины по имени О- Саки вызывала у него острую жалость. Это чувство становилось еще более тягостным при воспоминании о той единственной ночи, бросившей их в объятия друг к другу.
Возвращаясь домой в конце дня, Матахатиро первым делом переодевался, снова превращаясь из чернорабочего в ронина, и после этого шел через мост в Хигаси-Рёгоку. Район поисков он выбрал отчасти по наитию, и отчасти потому, что убийца очень хорошо знал все тропки, по которым ходят здешние «ночные пташки», иначе он не смог бы так быстро обнаружить О-Саки после того, как она перешла из Хигаси-Рёгоку на Ивовое Поле.
О-Суги и ее подружки на расспросы Матахатиро в один голос утверждали, что никакие ронины не спрашивали их, где найти О-Саки, и сами они тоже никому об этом не рассказывали. Это означало, что убийца О-Саки скорее всего жил здесь же, в Хондзё, и был неплохо осведомлен об излюбленных местах работы уличных проституток.
Время от времени Матахатиро захаживал и на Ивовое Поле, и в квартал Хондзё-Ёсида. Однако никто из тех, кого он расспрашивал, не видел похожего ронина. Некоторые «ночные пташки» с Ивового Поля помнили мужчину, который следил за О-Саки, но, по их словам, после ее смерти он ни разу больше там не появлялся. Таким образом, стало ясно, что ронин приходил на Ивовое Поле только по душу О-Саки. Кто бы мог подумать, что ее опасения были не напрасны, горевал Матахатиро. Встречаясь и разговаривая с подружками О-Саки, он слышал самые противоречивые мнения о ней и ее родне: кто-то утверждал, что она родом из приличной торговой семьи, другие же говорили, что О-Саки с малых лет воспитывалась в веселом квартале Окабасё. От всех этих разговоров на душе у Матахатиро становилось еще тяжелее.
Постепенно расширяя круг поисков, он, помимо Хигаси-Рёгоку, стал каждый вечер наведываться и в Хондзё. Иногда ему попадались ронины, но того самого среди них не было. В конце концов, Матахатиро и сам был ронином. И Гэндаю Хосоя был ронином. Да мало ли таких, как они, можно было встретить в этом огромном городе.
«О, а это еще кто?» — Матахатиро застыл на месте. Из дальнего переулка выскочила черная фигура. Она стремительно приближалась, но за семь-восемь
Не меняя шага, Матахатиро медленно пошел дальше. В этот момент из того же переулка на дорогу выскочили несколько мужчин, на этот раз, похоже, самураи. Их было четверо или пятеро.
— Вот он! — услышал Матахатиро. Мужчины бросились к нему. Двое из них уже держали наперевес мечи. Матахатиро и самураи сошлись аккурат напротив бочки, за которой спрятался человек в черном. Самураи пристально и свирепо смотрели на Матахатиро.
— Это не он. Простите, сударь, — сказал один из самураев, по-видимому, старший. Обнаженные клинки, как по команде, скользнули в ножны. — Примите наши извинения и позвольте вас спросить, не пробегал ли здесь только что человек? Весь в черном, лицо замотано…
— Как же, пробегал, — ответил Матахатиро и показал назад: — Вон там я его встретил. Только гнаться за ним бесполезно. Промчался, как вихрь.
— Вперед! — кратко скомандовал главный. Самураи бросились бежать и скрылись за углом, из-за которого только что вышел Матахатиро. Провожая их взглядом, он услышал позади себя голос:
— Покорнейше благодарю вас, сударь. Я ваш вечный должник.
Слова благодарности были произнесены изысканным стилем. Недалеко от Матахатиро стоял человек в черной одежде. В руке он сжимал кинжал. «Похоже, лазутчик», — подумал Матахатиро. Мужчина был среднего роста, крепко сбитый. Лицо он прятал под черной повязкой.
«А подойти поближе он явно не желает».
Мужчина стоял на достаточном расстоянии, чтобы, в случае чего, улизнуть от схватки. Получив в ответ от Матахатиро легкий кивок, он слегка вскинул руку и повернулся, собираясь уйти. Матахатиро негромко спросил вслед:
— Сударь, вы кто? Ночной вор?
Мужчина обернулся и сдвинул с лица черную повязку, обнажив нос с горбинкой и сжатые губы. Его рот скривился в еле заметной усмешке.
— Вор? Да пожалуй, что вор. Я краду чужие секреты… — весело ответил он, повернулся и пошел прочь быстрой походкой, ступая прямо, будто по натянутому канату.
Матахатиро заканчивал ужин, когда за дверью раздался голос:
— Ты дома?
Это был Гэндаю Хосоя.
— Дома. Заходи, — ответил Матахатиро. После недолгой возни с обувью дверь в комнату отъехала в сторону и перед ним предстала огромная фигура Хосои.
— О! Ты ужинаешь?
— Да, собирался поесть и отправиться по делам, — ответил Матахатиро, как ни в чем не бывало продолжая трапезу. Хосоя грузно уселся напротив.
— По каким делам? На работу?
— Ну, разумеется, на работу.
— Ты все еще охраняешь ту проститутку?
— Нет. Она погибла.
— Погибла? — Хосоя удивленно вытаращил глаза. — Ее убили?
— Да. И ты в этом виноват не меньше, чем я.
— Ты что, спятил?! — вспылил Хосоя. — Я с «ночными пташками» не знаюсь…
— Забыл, как ты мне не давал уйти? А ведь я тебе тогда сколько раз повторил, что мне надо женщину до дома проводить.
— Я?
— Когда мы пили в кабаке, недалеко от конторы Китидзо. Ты нажрался, как свинья, и каждый раз за меч хватался, чтобы меня удержать…
— Теперь вспомнил, — бородатое лицо Хосои густо покрылось краской. — Так ее, значит, тогда и
