буднично, словно извиняясь, добавил:
– У вас будут неприятности. Большие. Очень скоро. Вы подумайте все-таки, оно того не стоит…
– Вон отсюда. – Рука Хомутова уже нащупала кнопку тревожки.
– Как скажете.
Дверь за странным посетителем закрылась. Михаил не мог поверить в происходящее. Последний раз нечто подобное происходило с ним в ревущие девяностые. Правда, в то время у незваного гостя в невинном с виду портфеле мог оказаться пистолет с глушителем, а на улице – дожидаться подмога в виде десятка отморозков.
То что странный визитер не шутил и угроза была совершенно реальна, Хомутов нисколько не сомневался.
Вопрос состоял в том, от кого эта угроза исходила.
– Михал Михалыч, тот мужик милицию вызывает… – Любу вызов милиции не расстроил. Ей казалось, что происходящее – какая-то нелепая шутка.
Хомутову так не казалось. Выйдя в приемную, он услышал только конец разговора:
– Я не знаю… Заставляют подписать какие-то бумаги, держат уже двое суток, приезжайте скорее!
Если бы эту сцену увидел незабвенный Константин Сергеевич Станиславский, то он, поправив свое пенсне, сказал бы: «Верю!». Или гостя частенько брали в заложники, или он закончил ГИТИС – получалось у него убедительно. То что на его спасение вот-вот явится ОМОН, сомневаться не приходилось.
Посетитель не стал дожидаться спасителей.
Через пятнадцать минут, стоя лицом к стене, Любочка сообразила, что все происходящее совершенно ее не смешит.
Еще через час, когда порядок в офисе начал понемногу налаживаться, приехала госпожа Кондрашенко. Почему-то Хомутов не удивился, узнав, что посетителя она в глаза не видела и никаких распоряжений, разумеется, не отдавала.
Глава седьмая
Наташа стояла возле приоткрытого окна, обхватив себя руками. На вечернем, промытом дождем и снегом небе высыпали непривычно яркие звезды. Она вдруг вспомнила свой восемнадцатый день рождения.
Был декабрь. В тот день она была самой красивой – в атласном фиолетовом платье, отделанном кружевом от Chanel, в фиолетовых туфельках из кожи, атласа и кружев от La Perla. Папа подарил ей тогда серьги и колье из аметистов и бриллиантов, которые так шли к платью. Ее подружки – хорошенькие, юные, длинноногие – были такие неловкие в своих первых вечерних платьях. Огромный торт. И ее горькие – сейчас такие смешные – слезы.
Ей нравился Генри, студент Кембриджа и по совместительству второй сын лорда Пембрука, и она сказала подружкам, что он придет ее поздравить. Но Генри не пришел. Как потом выяснилось, в тот вечер он впервые в жизни напился до беспамятства в стриптиз-клубе. По иронии судьбы, у Генри тоже был день рождения. Ему исполнился двадцать один год.
Наташа ждала его весь вечер, вздрагивая от каждого звука, постоянно оглядываясь на дверь. Вот сейчас он войдет, вот сейчас, сейчас… Но как назло, Генри не шел, и праздник казался безнадежно испорченным. Не порадовали даже торт и первый бокал шампанского, который ей разрешил выпить отец. Над ней все смеялись и подшучивали, особенно Ксюшка: «Ну и где твой прекрасный принц на белом коне? Неужели заблудился?»
В какой-то момент нервы Наташи не выдержали, и она, отвернувшись к окну, тихонько заплакала… Слезы, будто жемчужины, катились по красивым скулам девушки и попадали на нежные губы. Чувствуя их соленый вкус, юная именинница даже не представляла, что через пару месяцев Генри влюбится в нее без памяти, но она потеряет к нему всякий интерес…
– Вы позволите вас пригласить, юная леди? – Облаченный в смокинг Михаил Хомутов был умопомрачительно красив. На зависть всем, он закружил смущенную Наташу в вальсе. Она до сих пор помнила звуки музыки и терпкий аромат его парфюма. Заметив ее слезы, он бережно вытер их платком.
– Только в юности плачется сладко-сладко. Ты принадлежишь к редкому типу женщин, которых слезы только украшают. Но мне бы хотелось видеть на твоем лице улыбку. Это тебе на счастье, Татка! – Хомутов протянул Наташе бриллиантовую звездочку на тонкой платиновой цепочке.
И вот дяди Миши больше нет. И никогда не будет. Его остывающее тело заперто в обеденном зале.
Внезапно вдалеке зародился звук милицейской сирены и с каждой секундой становился все громче.
Ситуацию под свой контроль взяла Наталья, распорядившись ничего не трогать в обеденном зале и не мыть посуду. Евгения она попросила собрать всех в одной комнате и никого не выпускать до приезда милиции, которую, вероятно, вызвал кто-то из охраны…
– Это почему?! – возмутилась Даша. – Я, может быть, хочу уехать! Меня, может быть, ждут! Меня вообще уволили!
– Никто не уедет, – ровно ответила Наталья. – У милиции могут возникнуть вопросы. Поэтому все остаются на своих местах.
– Какие вопросы? – не унималась горничная. – Он же взял и просто умер! Ведь так?
Даша вдруг осеклась и испуганно посмотрела на остальных:
– Его что… убили?
– Милиция во всем разберется, – тихо ответила Наташа.
Остальные недовольно зароптали, но ослушаться никто не посмел. Наташа ощущала всеобщий страх, уныние и печаль. Горе медленно вползало в этот дом, окутывая стены, мебель и людей искренней скорбью. Наташа чувствовала, как ее опутывают апатия и ощущение бессмысленности жизни.
Она прижалась горячим лбом к холодному оконному стеклу и заплакала.
– Простите, Наталья Николаевна. – Евгений легонько прикоснулся к подрагивающему Наташиному плечу. – Там милиция приехала, а Ксения Аркадьевна… Она в спальне заперлась и отказывается выходить.
– С милицией я поговорю. – Наташа вытерла слезы. – Не стоит беспокоить хозяйку. Она сейчас не в том состоянии, чтобы разговаривать. Куда ты их проводил?
– В кабинет хозяина. И вот еще что… – Евгений помялся, словно раздумывая, стоит говорить или нет, но потом все же решился: – Ксения Аркадьевна позвонила Людмиле Николаевне, она уже едет сюда.
– Люде? Кондрашенко? Зачем? – удивленно спросила Наташа. Что понадобилось заместителю генерального директора «Хом-инвест» в доме умершего босса?
Евгений пожал плечами и, сгорбившись, побрел на кухню. За эти полчаса он постарел сразу на несколько лет.
Наташа решительно вошла в кабинет Хомутова, где ее ожидали двое мужчин в форме. Оба, как на подбор, будто из сериала про милиционеров-героев. Одному, блондину, было слегка за тридцать, второму, брюнету, чуть больше сорока.
При виде Натальи они торопливо поднялись.
– Здравствуйте, примите наши соболезнования, – сказал блондин и представился: – Следователь, капитан Максимов.
– Майор Пономоренко, – кивнул брюнет. – Вы жена?
– Подруга, – сказала Наташа, но сразу поправилась: – Подруга жены. Наталья Николаевна Ипатова. Ксения сейчас не может к вам выйти, сами понимаете, такое горе…
– Почему не могу? – с некоторым вызовом спросила Ксюша.
Наташа даже не слышала, как она вошла. Похоже, подруга уже отрепетировала свой торжественный выход. Она успела переодеться в элегантное черное платье, которое почему-то выглядело на ней до неприличия сексуальным. Волосы уложила в строгий пучок. На заплаканном бледном лице – ни грамма косметики. В руках она теребила батистовый платочек, отороченный дорогим кружевом.
– Он просто упал, и все… Врачи сказали, что он сразу умер.
Она промокнула платочком глаза.
Следователь подхватил Ксению под локоток и подвел к дивану. Вдова грациозно села. Платье выгодно
