вагонов.
«Что и требовалось…» Денисов, не глядя, в темноте переписал в блокнот фамилии:
Однако не встал, предпочел досмотреть до конца. Чуть не уснул.
С экрана люди говорили о мудреных вещах — о возможности выпасть из времени, случайно заглянуть в будущее.
В старике, к которому приходил герой, легко было узнать табиба, приезжавшего в феврале в Сосногорск. Раздумчивое азиатское лицо, цепкий взгляд. Он снимался в самодельном халате, о котором Денисов слышал, с бусами на шее, с металлическим колокольцем. Текст табиб произносил на родном языке, кто-то из профессиональных актеров искусно дублировал его на русском.
«Теперь я хотя бы буду представлять, о ком спрашиваю…»
Другой знакомый Жанзакова — Камал — снимался в роли философа. У него были густые ресницы, пухлые восточные надглазья. Главного героя играл Жанзаков — он производил впечатление человека растерянного, в одиночку переживающего беду.
Содержание полностью охватывалось пересказом Терезы. Конец фильма был затянут. Герой оставался ночевать в своей бывшей квартире, долго ворочался. Сцены прошлого и настоящего перемежались — жена героя с дочерью, с собакой возвращаются с прогулки; философ, объясняющий попутчикам фантастическую теорию завихрения времени, смотрит из окна вагона вдаль…
В одной из сцен режиссер использовал трюк, о котором Денисов слышал в Сосногорске от Барчука.
Философ, которого играл Камал, как бы случайно бросил взгляд на столик, где возвышался спичечный коробок. На несколько секунд взгляд его словно стекленел. Человека и коробок соединила невидимая упругая сила; философ поднял руку и, не касаясь предмета, толкнул его выпрямленными пальцами. Коробок, который ничто не задело, мгновенно зашатался. Упал.
Герой на экране наконец успокаивался, засыпал. Его будили шаги за дверью. Он просыпался, не мог понять, что было сном: командировка? Возвращение? И то, и другое? Приснилось ли ему его недалекое будущее? И главное! Кто в прихожей? Старик? Жена? Дочь?
В конце снова шли титры.
В темноте зала защелкала камера — Ниязов фотографировал кадры с фамилиями участников съемочной группы.
На этом лента кончилась.
«Ностальгия по прошлому, — объяснил Денисов для себя идею фильма. — Дань памяти жене и дочери в Сосногорске. Раздвоенность. Невозможность вернуться в прошлое».
От дверей передали:
— Звонил дежурный. Денисова разыскивает женщина. Ее привез Савельев. — Денисов догадался: речь шла о драматурге. — Ждет в дежурной части. Спешит: в Москве проездом. Виргиния Витаускене…
Денисов записал фамилию и имя большими печатными буквами, поместил перед глазами на столе.
Женщина, разыскивавшая его, оказалась молоденькой, в очках, с узкой талией, тихим, будто придушенным голосом.
— Откуда вы?
— Из Каунаса.
— По профессии?
— Искусствовед, кандидат наук, — она стеснялась за свой русский язык и произносила слова совсем тихо, — преподаватель.
— Вы знакомы с Жанзаковым?
— Я всего один раз его видела. Мы приезжали с мужем.
— Давно?
— Два года назад.
— Ваш муж тогда тоже с ним познакомился?
— Да.
— Он сейчас здесь, в Москве?
— Мой муж умер в том же году… И… — Каждое предложение Витаускене произносила, запинаясь, с бесконечной связкой. — И… — тянула она, — привозила его
к табибам.
— Понимаю. Эркабай… Вы знакомы?
— И с Камалом тоже. Муж болел с детства. Медицина не в силах была ему помочь…
— Что за болезнь?
Витаускене вздохнула:
— Связано с урологией. Он лечился в самых крупных клиниках, у известных врачей. Потом наш интерес переключился на народную и восточную медицину… — Голос ее звучал совсем тихо, Денисов едва разбирал слова. — Нам рассказали о практикующих лекарях-табибах. Муж больше поверил в Эркабая. Сыграл роль пиетет перед восточной медициной. Мы попали сначала в Каракалпакию…
— Вы помните адрес?!
— Город Бируни… улица… дом 16. Три дня прожили в доме Эркабая, он сам в это время болел, лечить не взялся. Мы вернулись в Москву, встретились с Камалом. Он откровенно сказал, что болезнь запущена, требует длительного интенсивного лечения, а он предполагает оставаться в Москве всего несколько недель. И… — ничего не сделал, — звук точно падал в глубокий колодец. Летел, летел.
— Он не лечил вашего мужа?
— Провел один сеанс. В тот же день мы познакомились с Сабиром. Мужу как будгр стало немного легче. Попросил закурить. Но после возвращения в Вильнюс он умер. Как раз в день своего тридцатитрехлетия…
— Где происходило лечение? Помните?
Она покачала головой:
— Мы приехали на такси. Весь вечер была не в себе. Сразу после сеанса уехали в гостиницу.
— Фамилия, имя хозяина?
— Помню, его звали Андрей. Небольшого роста, с бородкой. Похож на маленького мужичка.
— Медик?
— Историк или экономист.
— Большая квартира?
— Две или три комнаты. Мне показалось, он не женат. Во всяком случае, никаких женских вещей я не видела.
— Когда вы приехали, Жанзаков был там?
— Сабир? Он пришел вместе с Камалом.
— У вас не было ощущения, что он тоже там в первый раз?
— Нет, его знали.
— Кроме вас были еще люди?
— В другой комнате.
— Пациенты?
— Просто друзья. Человека три. Студенты, может, аспиранты.
Денисов показал фотографию парня, тренировавшегося с Жанзаковым, привезенную из Ухты.
— Не помните?
— Нет, — она взглянула лишь мельком. — Мне кажется, я никого тогда не видела.
— Как выглядит дом снаружи?
— По-моему, блочный. Во дворе. Двор не очень опрятный.
— Когда вы уехали, Сабир Жанзаков еще оставался в квартире?
