— Трудно сказать. Может, чтобы не запутаться, — усмехнулся Воронцов. — Видел сколько там информации? Наверняка она не вся десятилетней давности, есть что-то оперативное. В общем, то, что легче зашифровать, то и расшифровать проще.
— Но ключа-то мы все равно не знаем.
— Теоретически, любой шифровальный алгоритм с использованием ключа может быть вскрыт методом перебора всех его значений. Но многие шифры можно вскрыть и не используя такую сложную комбинаторику. Для этого существует множество методик. И как ты догадываешься, наши ребята ими владеют все-таки лучше Скрипова, они же профессионалы. Да и техника у них, надо думать, в сотни раз мощнее. Кроме того, нам известна некоторая часть исходного текста, и задача заключается в расшифровке остального сообщения.
— Разве мы знаем, о чем тексты?
— Конечно. На практике часто можно сделать правдоподобные предположения о структуре текста. Даже обычные письма и документы начинаются с легко предсказуемой информации. Например, в файле «Устав» наверняка говорится об учредителях, уставном капитале, правах участников и тому подобное. То есть мы имеем набор неких стандартных слов или фраз в исходном тексте, и задача заключается в расшифровке остального сообщения.
— Вот так все просто?
— Ну не совсем уж просто.
От подъезда Скрипова отъезжала «скорая».
— Вот ведь как бывает, — прошамкала бабушка, тяжело опирающаяся на видавшую виды клюку. — На днях человека застрелили насмерть, потом пожар устроили, хулиганы… А сегодня соседка его с сердечным приступом слегла. Дай-то Бог, если выживет…
— Это какая соседка? — живо заинтересовался Воронцов. — Та, что напротив убитого?
— Она. Анна Осиповна… А с виду такая крепкая, мы с ней давеча вместе ходили пенсию получать, я присела, а она так целый час возле кассы и простояла…
— А случилось-то что?
— Да вот шла по лестнице, сердце прихватило, она и упала. Хорошо ребята с пятого этажа вниз бежали, увидели, ну и вызвали…
— А она одна жила? — как бы невзначай поинтересовался Шаров.
— Одна… Дочка ейная эту квартирку ей прикупила, а сама с мужем в Москве живет… — Старушка вдруг замолчала и подозрительно прищурилась на Николая. — А вам-то какое дело?
— Да по поводу убитого соседа поговорить с ней хотели, — ответил он. — Может, вы что-нибудь знаете или она рассказывала?
Пенсионерка насупленно молчала. Владимир вытащил удостоверение. Она придирчиво изучила его и пожала плечами:
— Нет, не говорила она ничего такого, а сама я в соседнем доме живу.
— А не «такого» говорила? — не унимался Шаров.
— У нас своих забот полно, чтоб еще и о чужих судить, — сварливо ответила достойная подруга Анны Осиповны и, стуча клюкой, с максимально возможной скоростью пошла прочь.
— А куда повезли? — крикнул Николай.
— Не докладывали…
Воронцов несколько секунд смотрел ей вслед, потом обернулся к Шарову:
— Езжай-ка в больницу, наверняка она здесь единственная, — решил он. — Узнай все подробности. А я, пожалуй, наведаюсь к Иволчеву, поговорю с соседями. Там и встретимся.
— Н-да-а-а, неспроста соседка упала, — похоже, Шаров абсолютно не сомневался в том, что с Анной Осиповной случился не обычный сердечный приступ. — Кто-то поспешил ее убрать после нашего вчерашнего посещения. Видно, слышала что-то или подглядела.
Ответ Воронцова звучал не так уверенно:
— Возможно.
— Только выживет ли она? Сможет ли говорить?
— Вот и поторопись. Встретимся через час.
Но встретиться им пришлось значительно раньше. На полпути к дому бывшего сокурсника его застал звонок Шарова:
— Умерла Анна Осиповна, — грустно сообщил стажер. — Прямо в «скорой»… Я их как раз догнал на светофоре… Вскрытие, конечно, все точно покажет, но мне врач сказал, скорей всего, никакой это не сердечный приступ, а от травм скончалась, от тех, что получила, когда с лестницы падала.
— Ясно. Давай приезжай сюда. Возвращаемся в Москву.
В столице существует только два места, где есть хоть какая-то призрачная надежда найти старинные планы Гейдельбергского замка. Первое — это отдел редких книг библиотеки Университета, где собраны рукописи и архивные материалы десяти столетий: западноевропейские инкунабулы[15] и славянские первопечатные книги, а главное — изобразительные материалы — гравюры, старинные планы, документы. Второе — библиотека Академии художеств. Большую ее часть составляют монографии, альбомы и научные издания по изобразительному искусству, архитектуре, истории и теории искусства, в том числе книги на иностранных языках. Гордостью библиотеки является фонд уникальных изданий: зарубежные и отечественные книги и журналы XVIII–XIX веков по искусству, коллекции редких книг.
Полдня проведя в бесплодных поисках, Наталья вынуждена была признать, что задача, казавшаяся в теории такой простой, оказалась практически невыполнимой. В библиотеке Университета слыхом не слыхали о планах старинного немецкого замка. То есть сам факт их существования никто не отрицал, но утверждали, что в России найти их невозможно. Германисты и археологи тоже не в силах были помочь — никто не слышал о работах, посвященных старинным планам Гейдельберга, оставшихся руин с лихвой хватало для любых научных исследований.
В Академии дело обстояло несколько лучше. Сюда надо было отправиться в первую очередь, тем более что у нее практически свободный допуск в эту святая святых искусствоведческой мудрости. Она оказалась права. Дотошные библиотекари смогли-таки откопать записки Шарля де Гремберга с полным описанием руин, а главное — план первого этажа здания дворцового комплекса. Вот только в записках ничего не говорилось о расположении внутренних помещений, а план был сделан в двадцатом веке. Спасибо, конечно, и за это, но…
«Но раз уж я все равно здесь, — решила Наталья, — зайду-ка к профессору Соколову. Может быть, он сможет что-нибудь посоветовать». Она отправилась на факультет теории и истории изобразительного искусства.
Ей повезло. Петр Вениаминович оказался на месте.
Увидев любимую ученицу, профессор расцвел.
— Ну-с, с чем нынче пожаловала? Снова ищешь пропавшие шедевры? [16]
— Скорее, спасаю копии, — отозвалась Наталья и в очередной раз начала рассказывать о развалинах.
Соколов слушал не прерывая, но казалось, история его не очень интересует.
— Было бы жалко потерять такой замечательный бренд, — закончила она свое повествование.
— Вообще-то, замок — это укрепленный частный дом феодала, поэтому он должен постоянно перестраиваться в соответствии с новыми фортификационными требованиями, — сухо заметил Петр
