— А зачем вам меню? У нас все равно есть только шашлык «Дружба».
— Тогда чего же вы спрашиваете?
— Так полагается. Шашлык «Дружба» будете?
— Будем, — обреченно согласился Тура. — Дайте нам четыре шашлыка «Дружба». Кстати, а почему «Дружба»?
Официант развел короткопалые ручки и показал на пальцах:
— Два кусочка свинины, два кусочка баранины, два кусочка говядины — дружба.
Анна засмеялась.
— Коньяка и минеральной воды! — крикнул Саматов ему вслед.
— О-о, — заметила Анна. — Вы начинаете весьма круто…
— Да нет! Месяц назад я еще не мог и подумать о том, что смогу сидеть в ресторане и вот так просто заказать коньяка и минеральной воды.
— Не забудьте про шашлык «Дружба»!
— И шашлык «Дружба» тоже!
Официант принес в графинчике коньяк, рюмки.
— Минеральной нет…
Тура разлил коньяк:
— За знакомство!
Тура выпил. Анна пригубила рюмку. Тура достал сигарету, с наслаждением глубоко затянулся.
Музыканты на эстраде лихо исполняли свою непристойную песню. Несколько девиц приплясывали на авансцене.
Внутренним взором Тура вдруг увидел прогулочный дворик на крыше тюрьмы, небо в решетку и себя вместе с другими зеками.
Анна прервала его воспоминания.
— Как вам наши места?
— Трудно сказать… — Тура вернулся к действительности. — Давайте поговорим о вас. Вас зовут…
— Анна, — ответила она, коротко взглянув на него. У нее оказались ярко-синие глаза.
— «Благодать»…
— Что? — удивилась она.
— Я слышал, на каком-то языке «Анна» — значит «благодать». «Благословение»…
Она усмехнулась.
— По-арамейски. — Она сделала паузу. — Это я для матери была «благодать». А для отца я была «святой день — пятница». На его языке «Анна» значит «пятница»…
— Это уже близко. Будем считать, что вы — благословение, данное в пятницу. Кстати, сегодня пятница. Вы учились в Москве?
— Не угадали. Я окончила Медицинский институт почти рядом с вами. В Ташкенте.
— Чего так далеко уехали и вернулись?
Она улыбнулась одними глазами:
— Да были разные события и обстоятельства… А кроме того у нас везде люди живут одинаково!
— Вы, как я понимаю, местная?
Анна кивнула:
— Да. Могу смело писать в анкете: родилась и умерла здесь… — Она махнула рукой. — Как сейчас принято говорить, я женщина с неустроенной личной жизнью…
Тура засмеялся:
— Ой-ой-ой! Что это вы так трагически?
— А-а! Женщина, которая до двадцати семи лет не успела это сделать, не живет, а зарабатывает себе пенсию…
— Вы здесь с родителями живете?
— Нет, — покачала Анна головой. — Я — одна. Мама умерла, отец уехал в Мары работать и не вернулся. Меня воспитал дядя. Он живет здесь недалеко.
В это время в подвыпившей компании неподалеку вспыхнул какой-то спор. Двое вскочили в намерении тут же немедленно вцепиться друг другу в глотку. Закричали пьяные женщины.
Тура хотел вмешаться, Анна остановила его:
— Не надо. Это — милиционеры. Сынки уважаемых родителей. Это их любимый способ обратить внимание на себя…
Официант принес тарелки с шашлыком, слабо украшенным соленым огурцом.
— Нет никаких овощей? — спросил Тура.
— Откуда они здесь возьмутся? — Он положил вилки и хотел удалиться, но Тура, сноровисто осмотревший вилки, тут же вернул его. — Мы просили свободные вилки. Этими же кто-то ел! Верни ему!
Официант унес вилки. По дороге он пожаловался все той же пьяной компании:
— Вилки, видишь ли, ему не нравятся…
Мириш Баларгимов подмигнул сидевшему рядом эстраднику, а официанту сказал многозначительно:
— Поменяй! Надо его уважить…
Официант сменил вилки.
— Шашлык жесткий, переперченный, острый, похожий скорее на любовь, на неразделенную любовь, — заметил Саматов.
Они выпили.
Тем временем оркестр грянул что-то уже совсем неприличное. «Золотая молодежь» из милиции хотела развлечься.
Друг Мириша Баларгимова — эстрадник, — не первой молодости, ничем не примечательный мужичок, заметно поддатый, принялся исполнять сольный танец.
Саматов и Анна не сразу заметили, как он приблизился к их столику. Теперь он танцевал почти рядом с ними. Жесты и па его были явно непристойны. Танцор искал скандала. Компания Мириша одобрительно следила за ним. В конце «танца» эстрадник как бы случайно сбросил со стола посуду. За что и был тут же наказан.
Опыт, приобретенный Турой в результате долгого пребывания в тюрьме, пригодился.
Секунда — и Саматов уже держал танцора крепкими, привыкшими к схватке руками.
Музыка смолкла.
Еще момент — и Тура мог свернуть обидчику шею. Но законопослушный гражданин уже брал в нем верх, Саматов тряхнул его с силой.
Этого оказалось достаточно. Эстрадник протрезвел. Подняв руки и бормоча извинения, двинулся прочь.
Ужин был испорчен. Тура и Анна поднялись.
— У меня предложение, — сказала Мурадова, — перенести наш ужин на другую дату и в другое место.
— Может быть…
Саматов оставил на столе деньги и вслед за Анной направился к выходу.
Все молчали, глядя, как они покидают ресторан.
У стола, где сидела компания Мириша, Саматов неожиданно остановился и на блатной манер отбил колено чечетки.
Анна обернулась, удивленно следила за ним.
Закончив па, Тура, так же ни на кого не глядя, спокойно, вместе с Анной, вышел из зала.
Предвечерние сумерки над морем разрезала сигнальная ракета, это шеф браконьерского Берега Баларгимов подал сигнал лодкам причаливать. Ракета ненадолго осветила пустынную прибрежную полосу, метеостанцию и рассыпавшиеся по песку сараи-»козлятники».
И снова прибытию лодок предшествовал далекий приближающийся рев моторов, словно в море разгонялся реактивный авиалайнер.
Браконьерское предприятие работало круглосуточно.
