господин сержант. Провожатого надо. А я не могу с поста уйти…
— Правильно, — покровительственным тоном, входя в роль, сказал Редков. — Пост для солдата — святое место. Стой, как вкопанный, и гляди в оба. А может быть, мы все-таки сами попытаемся пробраться. Как ты думаешь, парень?
— Да что вам без толку плутать. Еще обстреляют, чего доброго. Вы тут подождите малость. Скоро должны караулы проверять…
Слева послышался шорох снега.
— Стой, кто идет?..
— Свои… Ты с кем тут, Лейпенен, разговариваешь?
Из-за деревьев вырисовывалась грузная фигура егеря,
— А-а, Тойво… Что тебя черт носит?
— Меня не черт носит… Я часовых проверяю. — Егерь заметил Редкова. — А это что за личность?
— Это не личность, а сержант Ярвинен, парень, — веско и сердито ответил Редков. — Что-то ты, парень, очень развязно держишься?
— Извиняюсь, господин сержант… Здесь ночью трудно отличить начальника от солдата…
— Ну то-то же!.. Ты проведешь меня с ребятами в штаб третьего егерского…
— Но, господин сержант…
— Никаких но, Тойво… К вашему командиру у меня срочный оперативный пакет. Выполняй приказание. Потом доложишь, что выполнял мой приказ…
— Слушаю, господин сержант…
Решительный, суровый тон Редкова обескуражил егеря. Он просительно взглянул на своего приятеля, как бы спрашивая, что ему делать. Лейпенен молчал.
— Значит, пошли…
Не давая опомниться провожатому, Редков негромко подал стоящему поодаль взводу условные слова финской команды:
— Взвод, за мной, марш!
Заскрипели, зашуршали по снегу лыжи. Тремя цепочками, смыкаясь на ходу потеснее, разведчики, молчаливые, настороженные, прошли мимо часового. Весельчак Сивков, поравнявшись с часовым, нарочно поскользнулся и смачно проворчал знакомое ему финское ругательство:
— Саттана!..
Шли и запоминали каждый изгиб тропы, каждый холм, каждую прогалину.
У выхода на маленькую лесную полянку егерь остановился.
— Вот видите — внизу две палатки. Слева — это штаб, а справа — командирская…
— Нет, ты уж до места доведи, а потом и возвращайся в роту.
— Слушаю, господин сержант…
Александров тихо тронул локтем идущего рядом Сивкова. Тот — следующего разведчика. Легкий толчок обошел весь взвод. Это значило: быть наготове, скоро начнется.
Маленькая колонна вслед за провожатым спустилась в ложбинку. Стали ясно различимы две небольшие палатки с черными печными трубами наружу, запорошенные снегом. Александров приметил: возле сосен стояло несколько пулеметных лодочек. Около палатки — тень часового.
— Стой! Пропуск!
Резкая серебряная трель свистка разрезала морозный воздух. Редков, быстро вскинув автомат, свалил выстрелом в упор провожатого. Александров короткой, в три выстрела, очередью хлестнул по часовому.
— Огонь!
Сначала беспорядочно, потом сливаясь в гулкие залпы, началась стрельба. Резко лопнула одна, другая, третья гранаты.
— Вались на палатки!
Бойцы первого отделения дружно навалились на палатки, подминая деревянные колышки, опрокидывая печки.
— Людей вяжи. Документы забирай!
Все делалось молниеносно, стремительно. Из-под прорванной парусины выволокли четырех воющих людей, связали, заткнули рты варежками, повалили на лодочки. Вытащили из палаток бумаги, карты, завернули в халат, снятый с мертвого часового.
— Все готово?
— Все!
— Теперь пошли пробиваться!
Возбужденный удачей Александров легко вырвался вперед.
— За мной, товарищи! Теперь все дело в быстроте. Не дать опомниться. Опомнятся — все ляжем здесь…
Лес уже гудел от беспорядочной стрельбы. Редков несся впереди взвода, рядом с командиром. Памятью старого лесовика он угадывал все повороты и петли путаной лесной тропы. Со всех сторон хлопали выстрелы. Длинной трелью залился один пулемет, другой, третий. Невдалеке провыла и разорвалась мина.
— Все в порядке, Редков! Такая канитель началась, что только дурак не проскочит. Подтянуть людей надо, чтобы не растерялись в лесу.
В грохоте выстрелов, наполнившем ночной лес, взвод, безмолвный, готовый к любым неожиданностям, летел на северо-восток, за линию чужих часовых, к своим.
Знакомая горка. Сосна. Часовой. Приметив тени, он поднял винтовку.
— Ах, ты так!
Редков на ходу вскинул автомат. Выстрел. Часовой боком упал на землю, с воем закрутился в снегу.
— Вяжи и его с собой!
Александров быстро скользил по проторенной лыжне к переднему краю окопов полка, обгоняя передовой дозор. Бойцы, чуя близость своих, налегали на палки. Шуршали по снегу гладкие днища лодочек, нагруженные ошеломленными пленными и трофеями.
Кончился нехоженый снег. Темной стеной вырос впереди завал. Настороженный оклик часового. Разменялись пропусками. Миновав передовые посты, остановились, перевели дух.
Озабоченный Александров обошел тяжело дышащих разведчиков.
— Все в порядке. Все налицо. Двое легко ранены. Теперь к полковнику будет не стыдно с рапортом явиться…
По ту сторону завалов, с юго-запада, гремела трескотня выстрелов. Рвались мины…
— Ну и кашу мы заварили, товарищ младший лейтенант, — потирая озябшие руки, озорно сказал пулеметчик Сивков.
— До утра палить будут. Верно я говорю, господин лапуасский сержант? — обернулся он к Редкову.
— А это вы вон у него спросите, — отозвался Редков, кивая в сторону лежащего в лодочке связанного финского майора…
Александр Трифонович Твардовский
Двадцать два «языка»
