Ее муж – известный среди любителей бардовской песни поэт – страстно влюбился в свою восемнадцатилетнюю поклонницу и ушел жить к ней. А мальчишку Лери отправила во Францию приобретать редкую в наших краях профессию сомелье. Пока он там вина изучал, мать вышла замуж за шведа и уехала в Стокгольм.
– Ну, так и где жопа? По-моему, сплошной хеппи-энд: каждый при своем интересе. Молодые сейчас все горят желанием жить одни.
– Васильева, вот у тебя со школы вредная привычка перебивать. Это же не все. Мать успела наделать долгов, а проект с изданием журнала провалился. Теперь спонсор квартиру, оставленную в залог под кредиты, хочет продать, а в ней мальчишка этот прописан. И получается, что мать собственного сына подставила вместо себя расхлебывать долги. Ведь дарственную-то она написала на уже заложенную квартиру! Вот его теперь ищут, чтобы дал согласие на продажу. А уж выписать его – раз плюнуть. А папашке на него глубоко и сверху наплевать.
Марина вспомнила недавнюю историю с машиной, фразу, которую ночью прокричала Ипполиту Аленка: «Ты дурак, трусливый дурак! Они тебя просто пугали…» Теперь ей все стало ясно, и она, словно во сне, ответила приятелю:
– Его уже нашли.
– Что ты говоришь? – переспросил Костя.
– Я говорю, что его уже нашли…
Бывший однокашник все понял, сочувственно спросил:
– Марина, я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Костя, а чем? Мы с тобой теперь не в классе, где ты за меня алгебру с геометрией решал. Мне в этом уравнении придется самой иксы искать. Только мне, знаешь, кажется, что Лора Лери – это не настоящая ее фамилия. У Ипполита фамилия смешная – Коржиков…
– Нет-нет, она не Коржикова. Это мужнина фамилия. Она – Шум, Анастасия Шум.
Услышав фамилию, которую склоняла в юности по нескольку раз на дню, Марина была поражена. С Анастасией Шум в студенческие годы они вместе несколько лет подряд работали в студенческих строительных отрядах. Правда, у той вечно были какие-то проблемы с финансовыми документами. В один сезон ее даже хотели выгнать из отряда за подделанные накладные, но пожалели и эпизод решили огласке не предавать… И еще она знала, что Анастасия Шум не могла иметь детей. Так кто же тогда Ипполит?
– Слушай, Константин, ты можешь мне помочь. Во-первых, узнай хоть какие-нибудь координаты этой Лери. А во-вторых, на ком был женат бард Коржиков до нее. Сможешь?
– Нет проблем. Узнаю – позвоню. Пока.
…Теперь Марину дома встречал запах морилки. Она уже сто раз пожалела, что план трудового воспитания зятя начала с реставрации стульев. Правда, за небольшой промежуток времени он, осваивая мужские умения и навыки, разбил небьющееся стекло духовки, пытаясь починить дверцу от нее, поменял в кране смесителя прокладку таким образом, что когда не ожидающая подвоха жертва склонялась над краном холодной воды, чтобы помыть руки, на нее сверху лилась вода из душа. Жертвой чаще всего оказывалась Марина. Зять починил выключатель торшера в гостиной так, что его нужно было дернуть за веревочку не менее трех раз, чтобы добыть свет. Когда Марина занималась этой веревочкой, то напоминала себе обезьяну, только что усвоившую предметную связь между дерганьем и загоранием лампочки.
…Мечта об ужине привела ее в кухню, несмотря на «морильный» запах. Она открыла дверь и увидела идиллическую картинку. Ипполит не спеша водил кисточкой по ребрам очередного реставрируемого стула, а бабушка, опершись на трость, рассказывала ему то ли очередной сериал, то ли эпизод своей биографии.
– Чего хочешь? – почти расстроенно спросила мать, заранее зная ответ.
– Поесть хочу. А где Алена?
– Вы не волнуйтесь, Марина Петровна, у нее сего–дня последнее собеседование. А потом только документы оформить – и все, – объяснил отсутствие жены Пол, начав убирать за собой столярный мусор.
«Чего мне-то волноваться? – подумала Марина. – Это тебе нужно волноваться. Что тебе делать в этой квартире, если жена уедет?» Но высказываться вслух не стала. Да нет, конечно, она переживала. Дочь впервые уезжала из дома далеко и надолго. Да, конечно, она будет звонить. Да, конечно, можно переписываться по электронной почте. Да, безусловно, она молодец, и обучение в европейском университете на английском языке пойдет ей на пользу и впоследствии – карьере. Все так. Но Марина будет тосковать без дочери.
Из задумчивости ее вывел длинный, похожий на междугородный, телефонный звонок. Это был Геннадий.
– Марина, я из Амстердама. Мы здесь новый клип для рекламы снимаем. Я обещал Алене деньги на визу, билет и все прочее, но мне пришлось срочно в командировку ехать. Ты перехвати у Аллы…
– Гена, ты же меня опять подставил! Ну предупредил бы меня, я по-другому бы деньги распределила! Ну что ты за человек! Ну ведь знаешь, терпеть не могу занимать!
– Мариша, я же тебе говорю: перехвати. Я вернусь и все отдам. Все, пока.
Она с силой швырнула трубку на рычаг.
– Ну, паразит, ну, как всегда, подставил, ну почему я его терплю до сих пор?!
– Кого ты терпишь? – За разозлившим ее разговором Марина даже не слышала, как вернулась домой Алена. – Мам, так кого ты терпишь?
– Отца твоего, кого же еще?
– Ты так говоришь, как будто я его тебе привела, а ведь все как раз наоборот. И потом, он ведь нас любит и помогает.
– Да, помогает, вот только мне придется опять идти к Алле в долг просить. Ну ладно. Рассказывай, как у тебя дела?
Она слушала дочь, «в лицах» рассказывавшую о своем итоговом собеседовании, и с ужасом вдруг подумала, что уже через месяц веселое личико Аленки помаячит ей из иллюминатора самолета и что ей надо уже сейчас как-то привыкать к мысли, что она останется одна. Нет, не одна – с дочкиным наследством. Дочь счастлива, строит планы, а Ипполит? Что делать с ним?
– Алена, а что мы с мальчиком-то твоим будем делать? Ведь он не собачка комнатная, ему судьбу надо как-то устраивать, – начала она разговор, который – знала заранее – удовольствия у дочери не вызовет. – Сколько можно бегать от проблемы? Он не может всю жизнь прятаться у нас. Ведь он молодой, здоровый парень. Ему нужна специальность, работа, общение со сверстниками, с людьми. Ему нужен социум, в конце концов.
– Боже мой, какая патетика! – С неохотой дочка спустилась на землю. – Судьба, социум… Мам, ну ты не можешь не испортить настроение. Ему все равно некуда деться, квартиру-то он потерял. Вернется Анастасия Викторовна из Швеции, отец, может быть, поможет.
– А если не вернется? Ты говоришь об этом уже второй раз. Какой смысл ждать помощи, которая может прийти неизвестно когда и от кого? Сегодня он с тобой, ты его связываешь с внешним миром, друзьями… Завтра ты уедешь, и что? Ему сидеть на кухне бабушку слушать?
– Бабушка – не самый плохой вариант.
– Ну да, «бабушка плохому не научит»… Надо решать проблему с армией. Я была в Комитете солдатских матерей. Там говорят, что есть несколько вариантов получить белый билет: либо по медицинским показаниям, либо поступив на дневное отделение института с военной кафедрой. Он же может восстановиться?
– У нас нет военной кафедры.
– Так, значит, институт отпадает. Ну пусть идет служить.
– Ты так говоришь, потому что ты ему не мать. Небось если бы меня такая проблема коснулась, ты бы тут уже давно все траншеями перерыла и бронетанковые орудия выставила.
– Господи, Алена! Да я ему никто! – возмутилась Марина дочкиным напором. – У него есть отец, мать… Они все живы и здоровы. Почему ты мне предлагаешь это решать? В конце концов, он не шестилетний мальчик, он ведь тоже что-то думает? Почему мы опять ссоримся из-за него, а он сидит там, у вас в комнате, и смотрит телевизор?
