— Не понимаю я тебя. Санзеф — это фамилия твоя, что ли?
Марсианин вынул из сумки изображение какой-то комнаты, наполненной неизвестными нам машинами, приборами, сосудами и длинными рядами свертков, похожих на круги кинолент. Посреди комнаты виднелась фигура Баиро-Туна. Отчетливость подробностей и точная передача малейших светотеней доказывали, что это был не рисунок, а нечто вроде фотографического снимка,
— Инженер он, должно быть, — сказал я.
— Должно, так. Простому, неученому человеку, как я, к примеру, с этими машинами и сниматься не к чему.
Марсианин вытащил новый снимок. Также комната. Голые стены. На полу — несколько рядов рельсов и двухколесная тележка, которую толкает перед собой марсианин, несколько отличающийся от Баиро-Туна: голова у него поменьше, туловище и ноги длиннее, руки толще. Другой такой же марсианин чем-то вроде щетки чистит мокрую стену.
Баиро-Тун указал на длинные руки двух марсиан и сказал:
— Тонто ноко.
Затем приставил палец к своей голове и произнес:
— Санзеф ноко.
— Э, Павел! Я ведь понял: эти двое — простые рабочие. «Тонто ноко» значит: «рабочий человек», а «санзеф-ноко» — «ученый человек».
Марсианин переводил свои огромные глаза с меня на Павла и несколько раз: повторял:
— Тонто, санзеф, тонто, санзеф...
— Миколаич, ты понимаешь, чего он хочет?
— Ничего не понимаю.
— А я понял: он хочет узнать, кто из нас рабочий, а кто ученый. Я ему это сейчас объясню. Слушай, Баиро-Тун! Это вот Миколаич, Иван Снежков, ученый, санзеф, хоть и молодой. Он все тебе расскажет: про воду и землю, про небо, про всякую живность, будь то хоть комар, хоть верблюд. А я — Павел Сухов, Фомич по отцу, стало быть, хотя и грамотный и тоже очень прекрасно понимаю и тайгу и всякого зверя, однако, — я простой человек, тонто, но этого не стыжусь: мы теперь, при коммуне, все равные права имеем. Понял?
Баиро-Тун серьезно выслушал Павла и, указав на меня, сказал:
— Санзеф.
На этом разговор пока закончился. Мы повели гостя в нашу палатку. Я показал ему свои приборы и инструменты, дал несколько книг по ботанике, зоологии и минералогии, Баиро-Тун снова вытащил снимок, на котором он был изображен среди машин и кругов в роли кино-лент, и знаками пояснил, что такие книги не перелистывают, а раскручивают на двух валиках и что наша бумага весьма непрочный материал. Особенно заинтересовался марсианин рисунками в книгах и очень внимательно их рассматривал.
Надо сознаться, Баиро-Тун почти всегда оказывался гораздо находчивее нас и быстрее устранял взаимное непонимание. Я приведу, как иллюстрацию, один случай. Показывая барометр-анероид, я старался объяснить, что внешнее давление воздуха, действуя на запаянную коробку, отклоняет указательную стрелку. Он долго не понимал, потом вдруг закрыл рот, надул щеки и, прижав одну из них пальцем, выпятил другую. Мы рассмеялись и сказали:
— Кой, кой!
Мы уже знали, что это значит: «да».
К концу первого дня мы имели запас следующих слов: Марс — «Зентар»; Земля — «Тион»; Солнце — «Тичанис»; человек — «ноко»; рабочий — «тонто»; ученый — «санзеф»; зверь — «биар»; птица по зентарски— «ках»; рыба — «пакто»; да — «кой»; нет — «хакой»; сколько (много ли) — «тутон»; для чего это? — «роки тайс?»; как называется? — «коктиоро?»; камень — «дабар»; песок — «сай»; огонь — «кирон»; вода — «сотоc».
С закатом солнца мы отвезли Баиро-Туна к снаряду. Долго еще сидели мы у костра, перебирая все происшедшее в этот знаменательный день и составляя план на завтра. Наконец улеглись спать. Я уже начал дремать, а Павел все еще бормотал:
— Зверь — «биар», птица — «ках»... А вот про осьминога и не спросили. Надо будет завтра...
VI. «Зентар» и его обитатели.
С восходом солнца мы встали и привезли Баиро-Туна на берег. Весь день мы провели вместе. К вечеру у нас накопилось такое количество новых слов, что пришлось составить словарик, который в течение следующих дней становился все полнее и детальнее и обещал превратиться в солидный словарь.
Через четыре дня мы уже составляли длинные фразы, исправляя друг друга и совершенствуясь. Зентарский (марсианский) язык оказался по конструкции весьма прост и, благодаря нормальному чередованию гласных и согласных букв и ясному произношению их, легок для усвоения. Павел со страстью предался его изучению. Ему льстило, что он один из первых людей на Земле будет говорить по зентарски. В будущем он собирался стать переводчиком и путеводителем небесного пришельца.
Показывая барометр-анероид, я старался объяснить его устройство.
Я старался поскорее изучить марсианский язык, чтобы разгадать загадки Марса, узнать про его каналы, моря, цвет, население, нравы, социальное устройство и т. д. Поэтому я усердно зубрил все новые слова, повторяя их много раз, чему Баиро-Тун, кажется, удивлялся. При феноменальном развитии его мозга ему достаточно было два-три раза повторить новое слово, и оно уже крепко сидело в его памяти.
В общем, мы говорили наполовину по земтарски, наполовину по-русски. Однако Баиро-Тун гораздо чаще употреблял русские слова, чем мы зентарские, и это значительно облегчало взаимное понимание. Конечно, мы все трое упрощали оба языка.
Вот пример русской речи Баиро-Т'уна:
— Когда я решить улететь на Тион, я думать: «Все равно — жить, умереть. Бояться не надо, когда желать много знать все»...
Через десять дней словесной практики я уже многое узнал о Марсе, а Баиро-Тун — о Земле. Недостаток времени и бумаги не дает мне возможности подробно передать все удивительные сведения, полученные мною от «санзефа», Если понадобится, я впоследствии напишу о планете Зентар целую книгу. Пока же ограничусь передачей того., что мне кажется необходимым.
Растительная и животная жизнь на Марсе достигла уже значительного развития в эпоху, когда наша Земля находилась еще в огненно-жидком состоянии, и на ней едва начинала образовываться кора. В настоящее время на Марсе почти отсутствует растительность. Осталось лишь несколько видов крупных мхов и лишаев, обладающих наибольшей приспособляемостью к переменам температуры, и несколько грибовидных с такими же свойствами. Все они красного и оранжевого цвета. Жестокие морозы превращают почти все водоемы в сплошной лед до самого дна вследствие незначительной глубины последних. Рыб на Марсе имеется всего два вида, кое-как переносящих все невзгоды и обитающих в немногих, наиболее глубоких озерах, согреваемых последними теплыми подпочвенными ключами. Птицы и насекомые давно исчезли. Хищники также все уничтожены. Сохранилось несколько видов животных, похожих на крыс и на кенгуру. На зиму они прячутся в глубокие норы и впадают в спячку.
Вообще поверхность планеты почти необитаема. Она представляет собой пустыню, усеянную многочисленными развалинами былых городов. Осталось лишь несколько населенных пунктов, специально приспособленных для наблюдения за некоторыми машинами и приборами, за атмосферическими явлениями, для распределения водяных потоков и для различных астрономических и радио-телеграфных надобностей.
Уже несколько тысячелетий назад марсиане переселились вглубь планеты, где легче поддерживать
