2. В каждой из речей и Харикл, и Калликратид, рассмотрев тему 'природы', обращаются к вопросу об удовольствии, который, как нам известно, всегда был узким местом педерастической практики, описываемой в категориях дружбы, привязанности и благотворного воздействия одной души на другую. Говорить об 'удовольствии' с любителем мальчиков значит уже тем самым оспоривать его. Именно так видится дело Хариклу. Он берется разоблачить педерастическое лицемерие. Разоблачения его очень традиционны: вы себя выдаете за последователей Сократа, любящих не тела, но души. Отчего ж тогда вы равнодушны к мудрым старцам, а преследуете детей, которые даже не умеют рассуждать? Почему, коль скоро уж речь зашла о добродетели, вас влекут люди порочные, подобно тому, как Платон любил Федра, который предал Лисия, а Сократ — нечестивца Алкивиад, врага его отечества, пытавшегося стать тираном? Выходит, несмотря на все ваши заявления о 'душевной любви', придется все же 'снизойти', вслед за ним, за Хариклом, к вопросу об удовольствиях, и сравнить между собой 'связь с мальчиками' и 'связь с женщинами'.
Первый из аргументов, которые Харикл применяет для различения этих двух 'связей' и определения роли удовольствия в каждой из них, касается возрастных аспектов, а также проблемы длительности и преходящности наслаждения1. До глубокой старости женщина сохраняет очарование — пусть даже ей помогает в этом весь ее богатый опыт; мальчик же привлекателен лишь короткое время. И Харикл сопоставляет тело жен
____________
1 Лукиан. Две любви, 25–26.
шины, неизменно вызывающее желание, ее вьющиеся кудри и всегда гладкую кожу 'без единого волоса', с телом мальчика, которое очень скоро становится волосать1 м и мускулистым. Но проведя такое различение, Харикл не заключает, как то обычно делали, что мальчик бывает желанен очень недолго, и любовник вынужден его вскоре покинуть, позабыв все свои обеты; напротив, оратор живописует того, кто. продолжает любить юношей старше двадцати лет и в стремлении к 'сомнительному успеху противоестественной похоти' предается 'двусмысленной Афродите', то есть пассивному наслаждению. Физические изменения, происходящие с мальчиками, рассматриваются здесь уже не как фактор, вызывающий недолговечность чувства, но как причина смещения сексуальной роли.
Второй довод в защиту 'связи с женщиной' — ее взаимность1. Это, несомненно, наиболее интересная часть речи Харикла. Прежде всего он напоминает, что мужчина — существо разумное и не создан для жизни в одиночестве. Однако отсюда следует вывод не столько о необходимости иметь семью или принадлежать гражданской общине, сколько о невозможности проводить время в полном одиночестве и потребности в 'дружеском общении' (philetairos koindnia), которое приятное делает еще приятнее, а трудное облегчает. Стоические трактаты о браке под таким общением обычно понимают совместную жизнь. Здесь эта идея применена к частному случаю физических удовольствий. В первую очередь Харикл рассматривает трапезы, которые, по его мнению, разделяют с другими потому, что в общеньи пиршественное наслаждение возрастает. Затем он обращается к сексуальным удовольствиям. Согласно традиционным представлениям, пассивный, то есть в той или иной степени подвергшийся насилию, 'обесчещенный' (hubrismenos) мальчик не может испытывать удовольствие; вряд ли кто-нибудь 'обезумел настолько', чтобы утверждать обратное: после пролитых слез и перенесенных страданий ему достается лишь 'докука'. Любовник мальчика получает свое удовольствие и уходит, ничего не оставив взамен. Иное дело женщины. Харикл приводит прежде факт, а вслед за тем формулирует и правило. В случае плотской близости с женщиной, утверждает
___________
1 Там же, 27.
он, происходит равноправный обмен удовольствиями, и любовники 'поровну дают друг другу одинаковое наслаждение'. Такому факту природы соответствует принцип поведения, осуждающий 'себялюбивую жажду' удовольствий (philautos ароlausai): нельзя 'заботиться только о том, чтобы забрать нечто приятное и [самому] получить от другого все наслаждение', — лучше 'разделить то, что сам получил, и взамен дать равную долю'. Конечно же, взаимность удовольствий — тема, к тому времени хорошо известная и достаточно часто встречающаяся в любовной или эротической литературе. Любопытно, однако, наблюдать, как здесь ее используют для того, чтоб 'естественно' охарактеризовав связь с женщинами, вместе с тем, установить правила поведения в aphrodisia, с другой же стороны, указать на противоестественную и насильственную, а значит и несправедливую, и порочную природу отношений мужчины с мальчиком. Такого рода взаимообмен удовольствиями, когда любовники, сходясь, заботятся о чувствах друг друга, соблюдая настолько строго, насколько возможно, условие равенства обоих партнеров в наслаждении, позволяет включить в сексуальную практику этическое начало, продолжая принципы этики совместной жизни.
К этому важному выводу Харикл добавляет еще два аргумента, не столь глубоко обоснованных, но также имеющих касательство к обмену удовольствиями*. Первый отсылает к популярной теме эротической литературы: тем, кто обходителен с женщинами, они могут доставить все те же удовольствия, что и мальчики, которые, в свою очередь, лишены того, чем располагает женский пол1. Следовательно, женщины способны предоставить все формы наслаждения, даже и те, что более всего по вкусу любителям мальчиков. Согласно второму аргументу2, признав приемлемой любовь между мужчинами, придется допустить и правомерность связи между женщинами. Это полемически заостренное утверждение о симметричности мужских и женских гомосексуальных отношений чрезвычайно интересно. Прежде всего потому, что оно отрицает (впрочем, как и вся
___________
* Этот фрагмент опущен в русском переводе. — Прим. Ред.
1 Там же, 28.
2 Там же.
вторая часть речи Харикла) культурную, моральную, эмоциональную и сексуальную специфичность любви к мальчикам и относит ее к той же категории, что и вообще все половые отношения между мужскими особями как таковыми. Затем, для того, чтобы полностью скомпрометировать этот род любви, его уравнивают с отношениями, традиционно считавшимися много более постыдными, — о них даже говорить 'зазорно' — с любовью между женщинами. Наконец, Харикл, опрокидывая эту иерархию, показывает, что женоподобный мужчина, занявший место пассивного партнера, заслуживает презрения куда большего, нежели женщина, узурпировавшая роль мужчины1.
Та часть речи Калликратида, в которой он отвечает на эту критику, гораздо длиннее и по своему характеру определенно ближе всех остальных фрагментов диалога к 'риторическому упражнению'. Коснувшись проблемы сексуального удовольствия, наиболее спорной составляющей в любовных отношениях с мальчиками, педерастическая апологетика разворачивает наступление по всему фронту, вводя в дело скрытые резервы аргументов и подкрепляя свои позиции ссылками на самые высокие авторитеты. Но главная причина этой всеобщей мобилизации — вопрос, который очень четко сформулировал Харикл:
взаимность удовольствий. На сей счет у каждого из оппонентов сложилась простая и внутренне непротиворечивая концепция. Для Харикла и 'сторонников женской любви' речь идет о возможности дарить наслаждение другому, окружать его вниманием и заботой, и находя в том удовлетворение, самому получать удовольствие в ответ; именно эта charis, как назвал ее Плутарх2, узаконивает удовольствия, извлекаемые из плотского общения мужчины с женщиной, и позволяет числить их по ведомству Эрота; и напротив, отсутствие взаимной благосклонности и обоюдного согласия накладывает свой отпечаток на отношения с мальчиками и тем самым дисквалифицирует их. А Калликратид, в соответствии с традициями той разновидности любви, которой он предан, считает ее краеугольным камнем не charis — согласие, но arete — добродетель. Именно она, по его
______________
1 Не лучше ли допустить, чтобы женщина играла роль мужчины, нежели 'видеть, как мужчина падает так низко, что уподобляется женщине'? (Там же, 28)
2 Сам Харикл этот термин не употребляет.
