Ох, и заплутали мы в тот морозный вечер, пока искали Дашин дом в совершенно мне незнакомом районе 'Солнцево'. Мороз был такой, что, казалось бы, весьма мощная печка Жигулей едва справлялась с задачей 'размораживания' стекол. Одним словом, видимость была почти как в танке. Я на чём свет стоит поносил Солнцево, убеждая Андрюху в том, что если и есть 'Край Света' (в понимании древних людей), то он непременно где-то тут, в Солнцево. Смеялись мы с ним от души, а я всё поливал таинственный для меня район всевозможными эпитетами. 'Смотри внимательнее по сторонам! — прикалывался я, обращаясь к дружку, — где-то поблизости, скорее всего, обрыв. Проморгаем — улетим в бездну! — муссировал тему 'Края Света' я'. С большим трудом мы встретились-таки с Дашей. К моему удивлению, девочка оказалась весьма симпатичной и даже понравилась мне, вопреки ожиданиям.
Тот вечер мы провели втроём на крытом катке ледового дворца 'Крылья советов'; катались, общались, радовались относительной беззаботности студенческой жизни. После того, как отвезли Дашу обратно домой, в Солнцево, я шутки ради зарёкся перед Андреем возвращаться на 'Край Света'. Но уже примерно через год практически ежедневные поездки в Солнцево стали для меня привычным делом; мы с Дашей стали встречаться, а ещё почти через год переехали жить ко мне в квартиру, которая сейчас стояла совершенно пустая в ожидании… Либо нашего возвращения, либо гостей заокеанских, непрошенных.
Ежесекундно думая о судьбе Даши, мне почему-то вспомнилось, как же ещё совсем недавно нам было уютно и хорошо коротать холодные ноябрьские вечера в нашей квартирке, под тёплым одеялом и с чашечкой глинтвейна. От нахлынувших воспоминаний в груди моей защемило, а к горлу подкатил ком.
Нахлынувшие который раз воспоминания внезапно стряхнуло с меня некогда привычное и неприятное пищание, донесшееся от приборной панели. Я бросил туда беглый взгляд. Оранжевая лампочка, огненным пятном выделяясь на фоне остальных, подсвечиваемых бледно-лунным светом, элементов панели, буквально резала глаз; бензина оставалось километров на двадцать! Одному Богу известно, куда катался на моей машине покойный сын мексиканского шеф-повара, но факт оставался фактом.
…Тем временем мы уже въехали в ту деревушку, название которой я так и не мог больше вспомнить, где жила старушка, баба Зоя. Было около десяти или одиннадцати часов вечера, но на улице уже практически никого не было. Нам встретилась только пара человек, ещё не успевших добраться до дома и спешащих запереться там, чтобы в страхе провести очередную ночь, уповая лишь на то, что грозящая страшной расправой над всем живым нечисть будет побеждена где-то чуть южнее и восточнее, надеясь и веря, что нормальная жизнь вскоре вернётся и всё будет как раньше. Бедные, бедные люди! Афганцы, по крайней мере, первые их представители, каким-то чудом, вопреки всем прогнозам уже ступили и на эти земли. Мы подъехали к домику бабы Зои. В окне теплился свет. Едва дверь открылась, как Ярослав стремглав бросился обнимать детей. Затем и мы прошли в комнату.
Баба Зоя накормила нас 'фирменной', по её словам, кашей. 'Ванюша мой её так всегда называл', — с ностальгией улыбалась заботливая старушка. Поели. Затем последовал разговор, которого я изначально побаивался и не хотел. Но он просто обязан был состояться…
Так, — решительно начал Клоп, который, в принципе, по праву и должен был начать, — все мы понимаем, что дело пахнет керосином. Ждать больше нельзя. Эту ночь мы с позволения хозяйки переночуем тут, а завтра рано-рано утром выезжаем в Питер.
После этих его слов на несколько секунд в воздухе повисло напряжённое молчание. Нарушил тишину снова Клоп:
Антон не поедет. — Без колебания, очень твёрдо произнёс он и посмотрел на меня в ожидании реакции. Он знал наперёд, какой будет эта реакция. Я утвердительно кивнул, потупив глаза. В душу в очередной раз прокралось и накрепко обосновалось там отчаяние, ощущение того, что ничего хорошего меня, по крайней мере, уже не ждет. Признаться, я уже не рассчитывал увидеть Дашу в живых, а от этого ощущения мне как-то уже наплевать было и на дальнейший ход нашей операции, и на судьбу страны и всего Мира. Я уже не видел смысла в дальнейшем существовании, если Даши больше нет. И я совершенно чётко понимал, что либо я отсюда, из этих краёв, уеду с Дашей, либо здесь моя могила.
Другого ответа и быть не могло! — подытожил Клоп.
Серёга, — вдруг ни с того ни с сего заговорил Гоша, — слушай, может я с ним тут поищу его подругу, а вы с товарищем, — тут он вежливым жестом указал на Ярослава, — выедете в Питер… Уверен, там тебе выделят бойцов для дальнейшего выполнения задания… — не то, что бы неуверенно, но как-то заигрывающе обратился к Сергею Валерьевичу Гоша. — Вспомни Афган…
Тут уже сам Клоп перевёл взгляд с Гоши на стол и несколько секунд ничего не отвечал. Потом он поднял взгляд вверх, окинул им Гошу, затем меня и уже было хотел что-то сказать, как вдруг заговорила старушка, до этого не вмешивающаяся в разговор:
Жива Даша, жива она! — каким-то мистическим заклинанием прозвучало из её уст. Я впился взглядом в глубокие глазницы бабы Зои и хотел было открыть рот, чтобы спросить её, но она тотчас продолжила:
Я чувствую, её нет среди мертвых, и она где-то недалеко… Вы должны спасти её. — Мурашки пробежали по моей спине от этих слов бабушки. Они будто не позволяли себе не верить. Это трудно описать рационально, но, почему-то, у меня не осталось, ни тени сомнения в том, что Даша действительно жива!
Мать! — отвечал спустя пару секунд Клоп, — Ты, конечно, жизнь повидала, многое знаешь, но нам надо спасти сотни тысяч, а может и миллионы людей, и мы не можем полагаться на твои догадки, — произнёс военный, однозначно понимающий как силу приказа, так и то, что нынешняя ситуация не даёт права полагаться на шестое чувство старухи.
Марина! — уже совсем мистически воскликнула бабка, — Ты её бы оставил на растерзание нежити? — на последних словах баба Зоя начала креститься и что-то нашёптывать себе под нос. Клоп вытаращил на неё глаза, и я видел, насколько сильно он был удивлен.
