случае, несмотря на весь ошеломляющий технический прогресс, присущий в большей степени Норвегии и в несколько меньшей остальным скандинавским государствам, те же норвежцы жили и живут в невероятной гармонии с природой. В отличие даже от России, где подавляющее большинство населения на момент катастрофы было сконцентрировано в крупных городских агломерациях, в Норвегии население в большинстве своём существенно 'размазано' по территории страны, хоть и с увеличением плотности к югу и её уменьшением к северу. Ещё в наш с Дашей последний визит в эту неописуемо красивую и прогрессивную страну мы были очень удивлены, насколько же тесно и взаимовыгодно норвежцы сосуществуют с природой! Даже к частным домишкам на склонах фьордов, удалённым на солидные расстояния от крупных по тамошним меркам городских центров, непременно были подведены все необходимые коммуникации: электричество, газ, водопровод, телевидение и интернет. Невероятно, казалось бы, но это факт — в такое вот немыслимое для нашего русского сознания развитие инфраструктуры норвежские власти инвестировали все те сверхдоходы, которые страна получала за счёт экспорта углеводородов. Сопоставимые же по колоссальности поступления в бюджет нашей страны средства от той же продажи нефти и газа либо бездарно 'осваивались', либо и вовсе разворовывались. Россия даже в лучшие свои годы отставала от Норвегии по уровню развития на десятки лет. Но даже притом, что развитость инфраструктуры в Норвегии была на высочайшем уровне, её коренные жители вовсе не забывали своих исконных традиций, будь то рыбалка, охота, подсобное натуральное хозяйство, лесничество… Выходит, что у большинства норвежцев, имеющих собственные дома, отсутствовала столь остро выраженная зависимость от электричества, как, например, у жителей центральной Европы. Норвежцы легко могли переживать лютые зимы даже без центрального отопления, как несколько веков назад отапливая свои жилища натуральным образом при помощи печей и каминов. Тысячи тысяч незамысловатых деревянных домиков, населяемых такими вот, следующими традициям, людьми, располагались по всей Норвегии в самых неожиданных и, казалось бы, непригодных для жизни местах. Так, например, я прекрасно помню многокилометровые фьорды с мрачно висящими над гладью воды отвесными стенами величественных скал, а прямо у подножья этих скал стояло два-три домишка. Сзади — скалы, спереди в двадцати метрах — широченная гладь холодных вод фьорда. Слева и справа какие-то незначительные куски земли, в трёхстах метрах заканчивающиеся отвесной стеной скалы, уходящей под воду и окончательно обрубающей ту небольшую пядь суши. Казалось бы, жалкий клочок суши у подножья скал — ни дорог, ни магазинов, ни общественного транспорта, а лишь сиротливо припаркованная лодка да крохотный огород возле домика. Помню, у меня рот открылся, когда на протяжении экскурсии на пароходе по загадочно изогнутым, лабиринтоподобным фьордам, я то слева, то справа наблюдал похожие картины. Я всё не мог понять, зачем же люди живут в такой глуши и, главное — как они там живут? Как они взаимодействуют с 'большой землей', чем занимаются, часто ли плавают куда- нибудь к 'цивилизации'? Признаться честно, я так и не нашёл для себя какого-то вразумительного ответа, а лишь довольствовался рассказам гида об этакой самобытности значительной части норвежского народа. Такое единение с природой, такое трепетное отношение норвежцев к своим многовековым традициям и навыкам ведения натурального хозяйства вкупе с безукоризненно налаженной инфраструктурой в стране в целом сыграло свою роль. Я уверен, что в сложившейся первоначально катастрофической ситуации с подачей электричества и тепла в большинство частных домиков Норвегии, сохранившаяся приверженность норвежцев истокам ведения натурального хозяйства просто обязана была сыграть свою решающую роль в благополучном преодолении всех нагрянувших в 2012 году трудностей. Может быть, после того посещения страны фьордов и водопадов я склонен идеализировать способность норвежца жить в большом отрыве от столь привычной нам цивилизации (магазины, машины, электроника и полное обеспечение всеми благами вроде тепла, электричества и тому подобного). Но, тем не менее, я уверен, что проблемы с подачей электроэнергии и вытекающие из них прочие трудности в совершенно незначительной степени повлияли на жизнь граждан Норвегии'.
Перед границей со Швецией, когда солнце уже окончательно опустилось за горизонт и по-зимнему стемнело, мы решили сделать небольшую остановку, чтобы перекусить. Остановились у какой-то придорожной кафешки, из окон которой проливался на рыхлый, кипельно белый снег электрический свет. Если честно, то я был настолько вымотан событиями прошедших дней, что совершенно не придал никакого значения тому, что на протяжении всего нашего передвижения по территории Финляндии повсеместно виднелся электрический свет! Любой, кто внезапно попал бы из России в Финляндию в тёмное время суток, открыл бы от изумления рот, но все мы, кто ехал в моей машине, даже ни разу словом не обмолвились об этаком чуде, о наличии электричества даже в деревнях. Но это и понятно: слишком уж многое нам довелось пережить за последние трое суток, чтобы теперь удивляться в принципе. Но вот, почему-то, именно это придорожное кафе каким-то чудесным образом сумело стряхнуть, прочно въевшийся за несколько прошедших дней в кору моего головного мозга, налёт страха, отчаяния и безысходности. При виде этого уютного двухэтажного домика белого цвета, с аккуратно убранной террасой, усаженной небольшими сосёнками, а, самое главное, по-домашнему уютно разливающего вокруг себя тёплый, вселяющий надежду электрический свет, по моему телу как будто тоже разлилось какое-то тепло. Я припарковал машину возле небольшого грузовичка, стоявшего в нескольких метрах от заведения, но никак не решался открыть дверь и выйти наружу, словно боясь разрушить столь приятные ощущения, так греющие душу. Выглядело это кафе как-то сказочно, совершенно нереально для нашего в корне изменившегося за последние годы сознания. Наверное, именно это ощущение сказочности, будто бы иллюзорности увиденного, и стало причиной той приятной теплоты, разлившейся по моим венам. Это как будто бы я наяву увидел что-то нереальное, давно забытое. Так, выходит, такое ещё есть? Оно возможно! К нему можно прикоснуться, почувствовать его! Вдруг нахлынувшие чувства, воспоминания, ассоциации были сравнимы разве что с чувством какой-то дикой эйфории — так давно забытым чувством. Вот мы снова, как когда-то давно, в безоблачном 'до', выйдем из машины холодным зимним вечером и поднимемся по ступенькам в уютный кафетерий, где свет, электрический свет, где наверняка играет музыка, а вокруг витает ни с чем несравнимый запах корицы! Я вдруг словно заново осознал всю важность нашей поездки в Норвегию, будто бы новая цель подхлестнула меня, вселила новые силы и осознание того, зачем нам нужно истребить нечисть — для того, чтобы хотя бы попытаться вернуть миру увиденное и вспомненное. Чтобы, как минимум, во что бы то ни стало сохранить то, что ещё не сожжено дотла. А вспомнилось мне столько тёплых, уютных, нежных моментов, когда мы с Дашей путешествовали, познавали мир, радовались каждому дню, каждому зимнему вечеру, проведённому в уютной, тёплой обстановке с неотъемлемым её атрибутом — запахом корицы, который сопровождал нас практически во всех кафе, какие мы ни посещали. Сколько же миллионов людей смогут вот так вот просто радоваться, если сегодняшний мир не канет в бездну! Воспрянув духом, я решился-таки открыть дверь и выйти из машины. Даша с Андреем дремали, но, проснувшись и увидев этот буквально сказочный домик, тоже поспешили покинуть Хонду. Шталенков же, Клоп и Гоша, выйдя из машины, уже успели даже закурить и дожидались нас. По всей видимости, они не так восторженно восприняли придорожное кафе, а вели какие-то будничные разговоры.
Вот это да! — не удержался я. — Как же классно, нет? — повернулся я к Даше и взял её за холодную руку. Она прижалась ко мне, крепко обняла и лишь прошептала с придыханием мне на ухо: 'Потрясающе!'.
Вскоре все мы уже поднимались по ступенькам в кафе под незамысловатым названием 'Fortuna'. Столь будораживший мои воспоминания запах корицы, который я так надеялся тут учуять, я услышал уже с крыльца, и сердце моё застучало чаще. Я не ошибся! Всё как раньше! Даша крепко-крепко сжимала мою руку. Мы оба совершенно оторвались от реальности, будто бы не было никакого 'Конца', будто бы мы снова, как раньше, путешествуя по чужеземным странам, идём в кафе, чтобы насладиться чашечкой кофе после долгого дня, проведённого в исследовании очередного незнакомого нам городка. Мы зашли внутрь. Навстречу нам уже шёл производивший впечатление безумно приветливого и гостеприимного человека пожилой седовласый мужчина. Он, было, начал говорить с нами по-фински, очевидно, приветствовать, но я тут же попросил его по возможности перейти на английский. Проблемой это не обернулось и он уже вовсю,
