Среда
12
Лена услышала во сне стук молотка, заколачивающего гвоздь. Повернувшись в кровати, почти ожидала увидеть прибитую к полу собственную руку, но оказалось, что это Хэнк колотит по дверным петлям.
Лена уселась на постели и завопила:
– Какого черта?
– Я говорил, что отныне все переменится, – сказал Хэнк, продолжая лупить по штырю, на котором держалась петля.
– Господи помилуй! – воскликнула Лена и зажала уши, чтобы не слышать громкого стука.
Глянула на часы на туалетном столике.
– Еще и шести нет! – закричала она. – А на работу мне сегодня надо только в девять.
– Хорошо, у нас уйма времени, – заметил Хэнк, выбив штырь.
– Ты что же, снимаешь мою дверь? – поразилась Лена и натянула простыню до подбородка, хотя на ней была толстая футболка и такие же штаны. – Что ты о себе вообразил?
Хэнк оставил этот вопрос без внимания и принялся за верхнюю петлю.
– Прекрати! – приказала Лена и встала с кровати, завернувшись в простыню.
Хэнк продолжал стучать.
– С сегодняшнего дня все переменится, – объявил он.
– Что именно?
Он сунул руку в задний карман и вытащил сложенный листок бумаги.
– Читай, – сказал он и протянул ей записку.
Лена развернула листок, но не могла сосредоточиться на тексте. Ей припомнились подростковые годы. Хэнку не нравился мальчик, с которым Лена встречалась. Он заколотил окна ее спальни, чтобы она ночью не выскакивала на улицу. Тогда она сказала, что он нарушает правила пожарной безопасности, а Хэнк ответил, что лучше пусть она сгорит живьем, чем будет встречаться с таким мерзавцем.
Лена попыталась отобрать молоток у Хэнка, но не могла справиться.
– Я не ребенок, черт побери!
– Ты мой ребенок, – сказал Хэнк, выбил последний штырь, и дверь свалилась на пол. – Я носил тебя на этих руках, – сказал он и, бросив молоток, продемонстрировал ей свои руки. – Я укачивал тебя по ночам, когда ты ревела. Я готовил тебе ленч, когда ты ходила в школу. Давал деньги, чтобы ты заплатила за дом.
– Я вернула тебе все до последнего пенни.
– Ну а это воспринимай как проценты, – он взялся за дверь и поднял ее с тяжким стоном.
Она с недоумением смотрела на то, как дядя вынес дверь в коридор.
– Зачем ты это делаешь? – заканючила Лена. – Прекрати, Хэнк.
– В доме больше не должно быть секретов, – пробормотал он и с трудом приставил дверь к стене.
Обернулся к ней и сказал:
– Я устанавливаю здесь законы, детка.
– Я не собираюсь ничего выполнять! – воскликнула она и швырнула в него листок.
– Попробуй только! – возразил он и на лету поймал бумажку. – Ты будешь ежедневно выполнять каждый пункт этого списка, или я обращусь к твоему боссу. Что скажешь?
– Не угрожай мне, – сказала она и пошла за ним в спальню.
– Если хочешь, можешь рассматривать это как угрозу, – сказал Хэнк и открыл один из ящиков ее комода.
Он перерыл ее белье, с шумом захлопнул ящик и открыл следующий.
– Что ты делаешь?
– Вот, – сказал он и вытащил шорты и футболку. – Надень это. Через пять минут я жду тебя внизу.
Лена только сейчас заметила, что на Хэнке не всегдашние джинсы и пестрая гавайская рубашка, а белая футболка с рекламой пива на груди и шорты, такие новые, что на них сохранились складки от фабричной упаковки. Новехонькие кроссовки и белые носки, длиной почти до колена. Лена несколько раз моргнула, прежде чем разглядела, где заканчиваются его белые ноги и начинаются носки.
– Зачем мне идти вниз? – Лена скрестила на груди руки.
– Побежим.
– Ты собираешься со мной бегать? – спросила она, не веря своим ушам.
Она считала, что Хэнк сошел бы за старца в инвалидном кресле. Он даже до почтового ящика идти ленился.
– Через пять минут, – бросил он и вышел из комнаты.
– Ублюдок, – проворчала Лена, раздумывая, идти за ним или нет.
Она так рассвирепела, что не могла сделать выбор, однако в конце концов сняла пижамные брюки и надела шорты.
– Паршивый пес, – бормотала она, натягивая футболку.
Выбора у нее не было, это-то и выводило ее из себя. Если Хэнк расскажет Джеффри хотя бы половину из того, что он знал о поведении племянницы, Лене не поздоровится.
Она бросила взгляд на составленный дядей список. Он начинался с «ежедневных физических упражнений» и заканчивался «нормальной едой на завтрак, ленч и ужин».
Она вспомнила все известные ей ругательства – не зря же десять лет работала в полиции – и обрушила их на Хэнка. Затем надела кроссовки и спустилась вниз.
Лена сидела в кабинете Джеффри, глядя на настенные часы. Он опаздывал на десять минут. Лена не помнила, чтобы это когда-нибудь с ним случалось. Она порадовалась, что его пока нет, потому что хотелось посидеть и прийти в себя после утренней пробежки с Хэнком. Он оказался крепким стариком – опередил ее с первого же шага. Лена вынуждена была признать, что упрямство, должно быть, передалось ей от дяди. Как только он что-то вбивал себе в голову, ничто не могло его остановить. Даже когда Лена тормозила, чувствуя, что легкие вот-вот взорвутся, а мышцы вконец ослабеют, он бежал на месте, сердито сжав губы. Поджидал, когда она снова стартует.
– Привет, – сказал Джеффри, ворвавшись в кабинет; галстук болтался на шее, пиджак висел на руке.
– Привет!
Лена поднялась со стула.
Он жестом пригласил ее сесть.
– Извини за опоздание, – сказал он. – Пробки.
– Где? – спросила Лена, потому что пробки в городе были только возле школы, да и то в определенные часы.
Джеффри не ответил. Уселся за стол, одной рукой застегнул воротник. Лена готова была поклясться, что у него на шее красное пятно.
– Не слышно ли чего о Лэйси? – спросила она.
– Нет, – сказал он, завязывая галстук. – По пути сюда я говорил с Дейвом Файном. У него есть записи разговоров с Марком.
– Он собирается их передать? – спросила Лена и в который раз порадовалась, что не стала говорить с проповедником о своих проблемах.
– Да, – Джеффри разгладил галстук. – Я тоже удивился.
Лена внимательно смотрела на босса. В нем что-то изменилось. Что именно, она не поняла.
