о себе знать. Только время покажет, сумеет ли он оправиться. В течение какого-то времени в его мозг не поступал кислород, поэтому, пока он не выйдет из комы, никто не сможет сказать, какой ущерб нанесло это его организму.
Лена глянула на Джеффри. Он в этот момент рассказывал Саре о взаимоотношениях Марка с собственной матерью. Сара ответила что-то немногословное и по существу, потому что Джеффри тут же с ней согласился.
– Увидимся вечером, – сказал Джеффри, положил трубку в гнездо и тут же переключился на Лену: – Я тебя предупреждал, чтобы ты не оставалась наедине с Марком.
– Знаю, – ответила Лена и снова принялась объяснять, почему она позволила Брэду выйти из дома.
Он остановил ее жестом.
– Я скажу тебе только одно, Лена, – чувствовалось, что он давно хотел это сказать, – ты здесь не начальник.
– Знаю.
– Не прерывай меня! – Джеффри бросил на нее свирепый взгляд. – Я работаю гораздо дольше тебя, а потому имею право тебе приказывать – поступать так, а не иначе, потому что я знаю, что делаю.
Она хотела было поддакнуть, но передумала.
– Ты детектив, и поэтому имеешь некоторую свободу, но в конце дня именно я отдаю приказы.
Он взглянул на нее, полагая, что она будет возражать.
– Если я не верю, что ты станешь исполнять даже простые распоряжения, то зачем мне тебя держать?
Настала ее очередь что-то сказать, но Лене на ум так ничего и не пришло.
– Я хочу, чтобы ты задумалась над этим, Лена. Знаю, ты любишь свою работу и очень хорошо себя проявляешь, когда захочешь, но после того, что случилось…
Он покачал головой, словно решил, что сказал не то, что следовало.
– Даже до сегодняшнего эпизода. Ты с трудом воспринимаешь приказы, и ты становишься в моих глазах опаснее самих преступников.
Лену укололи эти слова, и она принялась оправдываться.
– Марк ничего бы мне не сказал в присутствии Брэда.
– При нем он бы и не повесился, – сказал Джеффри.
Он замолчал, смотрел перед собой. Затем со вздохом сказал:
– Извини, я неправ.
Лена молчала.
– Возможно, Марк нашел бы способ сделать это в другой раз. Он во взвинченном состоянии. Ты не виновата.
Она кивнула, хотя и не знала, прав он или нет. В конце концов, он пытался ее успокоить, и это гораздо больше того, что сделала она, когда он искал у нее поддержки после убийства Дженни Уивер.
– Я не только о Марке хотел сказать. Ты записалась к психотерапевту?
Она покачала головой.
– Лена, мне очень не хочется говорить об этом сейчас, но, по-моему, хороший момент никогда не наступит.
Он помолчал, подыскивая нужные слова.
– Тебе нужно подумать, хочешь ли ты работать в полиции.
Она кивнула и прикусила кончик языка, чтобы не расплакаться. Как же она может не быть копом? Если она перестанет быть детективом, то в кого она превратится? В обыкновенную женщину? Иногда Лена даже не была уверена, человек ли она.
– Ты хороший коп, – сказал он.
Лена снова кивнула и отвернулась к окну, чтобы он не видел ее лицо. Горло сжималось, она изо всех сил удерживалась от слез. Лена ненавидела себя за слабость: не хватало ей, как маленькой, расплакаться перед Джеффри.
– Поговорим, когда закончим дело, – сказал Джеффри, его голос звучал обнадеживающе, только ей это не помогло. – Я хочу помочь тебе, Лена, но не смогу, если ты сама не хочешь, чтобы тебе помогли.
Он заговорил совсем как Хэнк, а этого добра Лена наслушалась на всю жизнь. Откашлявшись, буркнула «о'кей» и снова уставилась в окно.
Джеффри замолчал, она тоже не произносила ни слова, пока не заметила, что они пропустили свой поворот.
– Куда мы едем? – спросила она.
– В дом Дотти Уивер, – сказал Джеффри. – Она не забрала тело из морга.
Лена несколько раз утерла глаза.
– Странно. Думаете, с ней что-то случилось?
– Не знаю, – сказал Джеффри, двигая желваками.
– Думаете, она что-то с собой сделала? – спросила Лена. – Как Марк?
Он молча кивнул, и она не стала больше ни о чем расспрашивать.
Джеффри указал на дорогу и спросил:
– Рэндольф-стрит здесь?
– Да, – сказала Лена, и Джеффри повернул.
Подъездных аллей становилось все меньше, их разделяло все большее расстояние. Большинство домов было удалено от дороги, и один отстоял от другого на три-четыре акра. Они сейчас были в старой части Гранта, здесь люди еще не принялись строить дешевые дома на голове друг у друга. Джеффри притормозил у серого почтового ящика, набитого так туго, что его содержимое пришлось бы добывать с помощью лома.
– Здесь, – сказал Джеффри.
Подал машину задом и повернул на обсаженную деревьями подъездную аллею. Если он и заметил в начале аллеи четыре газеты «Грант обсервер» в пластиковых пакетах, то никак это не прокомментировал.
Дом Уивер стоял в отдалении от дороги. Прошло несколько секунд, прежде чем они увидели небольшое здание. Второй этаж к нему пристроили позднее, и это было очень заметно.
– Машину видишь? – спросил Джеффри, остановившись против автомобильного навеса.
Лена посмотрела по сторонам, удивляясь тому, что он задал ей вопрос, ответ на который был очевиден.
– Нет.
Они вышли из машины, и Лена пошла по периметру здания, оглядывая каждое окно первого этажа. На окнах были либо занавески, либо жалюзи, так что она не могла посмотреть внутрь. Увидела двустворчатую дверь, которая, по всей видимости, вела в подвал. Дверь была заперта. Маленькие окна подвала выкрашены изнутри черной краской.
Покружив возле дома, услышала, как Джеффри стучит во входную дверь и кричит:
– Миссис Уивер!
Лена встала на нижнюю ступень крыльца, утирая пот со лба.
– Я ничего не увидела. Все занавески задернуты.
Лена сказала и о затемненных окнах подвала.
Джеффри оглядел двор. Лена заметила, что шеф сильно обеспокоен. Дотти Уивер несколько дней не вынимала почту. Она была разведена, а дочь убита. Может, подумала, что ей больше не для чего жить?
– Ты проверила окна? – спросил Джеффри.
– Они все заперты, – ответила Лена.
– Даже то, что разбито?
Лена поняла намек. Они – как стражи правопорядка – должны были иметь очень серьезную причину, для того чтобы войти без ордера в дом Уивер. Никто не принял бы во внимание их дурное предчувствие. Разбитое окно могло послужить достаточной причиной.
