Мертва!..
Тепло еще не совсем ушло из этого тела. Но оно уже обрело неуклюжую тяжесть мертвой материи; ту самую тяжесть, что и отличает мертвое от живого.
Он поспешно принялся развязывать ее. Бандиты связали крепко. Он путался в узлах. Наконец мертвое тело было освобождено.
Вот она лежит, неуклюжая, тяжелая, и голова с этим некрасивым лицом неуклюже откинута. Видно, что на шее уже появились морщины. Это не гладкая кожа молодой девушки. Губы приоткрылись. Пахнуло легкой гнилью. Он отшатнулся. Но тотчас усмехнулся. Не может разложение начаться так быстро. Это просто больной гниющий зуб.
Но что послужило причиной смерти? Сердце остановилось от страха? Сильное сердце танцовщицы? Нет. Слишком затянули узлы на запястьях? Слишком глубоко затолкали кляп? Как бы то ни было, она мертва. Она не нужна ему, она скучна, в ней нет ничего интересного.
Что могло бы случиться, довези он ее живой? Уж, разумеется, не воплотились бы наяву его ночные пароксизмы. Это он знает точно. Что же тогда? Кажется, он даже не смог бы себя заставить овладеть ею. Узнала бы она его? Стала бы сопротивляться? Что бы она сказала?
А что интересного могла бы сказать эта необразованная и, быть может, неумная цыганка? Ничего. Да, она была отличной певицей и танцовщицей. Но теперь ничего такого не видит он в ее мертвом теле. Она лежит тяжелая и бессмысленная, словно сломанная гитара, которую уже не поправить, и остается лишь выбросить на свалку.
Он не сознавал себя убийцей. Ведь он не убивал ее, нет, не убивал.
Он спокойно вышел из дома, предварительно загасив повсюду огонь. Он взгромоздил женщину на седло, взобрался сам и пустил лошадь шагом.
Свежий и даже холодный ночной воздух бодрил его. Он доехал до излучины реки и швырнул в темную воду ключ от постоялого двора. Затем спешился, снял труп.
На всякий случай он изуродовал тело. Прикасаться к ней было совсем нестрашно. Эти прикосновения нимало не возбуждали его. Он бросил тело в воду.
Шагом доехал до перекрестка. Здесь он немного забеспокоился. Отвалил тяжелый камень. Разрыл землю кинжалом. Вынул узел, переоделся. Было странно и занятно, что ночь, темное беззвездное небо видят его голым. В узел он положил черную одежду, привязал другой камень и утопил. Затем расседлал нарочно для этого случая купленную лошадь и отпустил ее. Домой он возвратился пешком.
С той ночи он совершенно выздоровел. Он стал нежен с женой и находил в супружеских ласках удовлетворение…
Глава сто шестая
Хосе де Монтойя закончил свой рассказ и бросил на мать жесткий взгляд. Щеки ее были бледны, как полотно.
– Это неправда! – прошептала она, словно в забытье. – Это не может быть правдой!
– Это то, что рассказал мне отец! – жестко произнес Хосе. – А знаете, матушка, почему он доверил мне то, в чем не покаялся даже перед исповедником в последний свой час?
Маркиза слабо вскрикнула.
– Вы не знаете, матушка, что вскоре после позорного бегства Аны обнаружилось исчезновение одного цыганского парня, гитариста. Я скажу вам его имя: Мигель Таранто!
Снова раздался болезненный крик маркизы.
– Да, – жестко продолжал молодой маркиз. – Это сын той самой Кристины Таранто! Я тогда сразу захотел привлечь этих Таранто к суду, заставить их заговорить. Я сказал о своем намерении отцу. Вот тогда-то он и открылся мне, и запретил что-либо предпринимать. Тогда он впервые осознал себя убийцей!
Маркиза разрыдалась.
– Да, плачьте, плачьте, матушка! Что вам еще остается? Род Монтойя обречен, я знаю, обречен! – он зарычал как раненый зверь и прижал сжатые кулаки к вискам.
Видя отчаяние любимого сына, мать нашла в себе силы для новых утешений.
– Нет, Хосе, нет! Все это в прошлом! Теперь существуешь только ты! Ты начнешь все заново! Ты и твои дети! Вы возродите, вы прославите наш род!..
– Оставь, мама, оставь! Я всего лишь звено в общей цепи! Это страшная цепь. Никто не в состоянии разорвать ее. Я погибну, погибну!
Мать бросилась к сыну, она обняла его с такой силой, что он невольно вздрогнул.
– Хосе! Мой ненаглядный мальчик! В твоих жилах течет не только мутная кровь твоего отца, но и моя чистая кровь! Она спасет тебя! Ты будешь спасен!.. – Несчастная мать без чувств упала на ковер…
Глава сто седьмая
Да, эта мать была поистине несчастной. Сопоставив ее рассказ с внезапной гибелью рода Таранто, мать Анхелиты поняла, что Хосе дал себе полную свободу.
– Ваша милость! – обратилась она к своей госпоже. – Отпустите меня. Сын простит вас. Клянусь, я найду наших дочерей!
Эта клятва подействовала на маркизу. Она действительно отпустила бывшую кормилицу.
«У него должны быть сообщники! – думала мать Анхелиты, быстрым шагом углубляясь в лабиринт мадридских улиц. – Я найду их!»
К ней вернулись та сила духа и энергия, что никогда не оставляли ее в молодости.
