бьющуюся лошадь.
Открытое подземелье было явно рукотворным, и на карст грешить не приходится. Факты, рассказанные реставратором, подтвердили сотрудники краеведческого музея (рис. 7). Музей располагается в воеводском доме. Так кунгурцы называли здание, официально числившееся под чужим именем — магистрат. Построен он был в середине XVIII века и, по-видимому, унаследовал в своем старом русском названии память горожан о когда-то стоявшей здесь самой настоящей воеводской резиденции. Место старое, приметное, по своему положению как бы обязанное концентрировать подземные тайны. Но, увы, поиски этих тайн не привели пока ни к чему.
Даже в подвал своего здания сотрудники музея не могли попасть — будто бы и нет его. Магистрат без подвала? Без горы сундуков с отслужившими свое деловыми бумагами, без железных дверей с гремящими замками, что запирают отсеки с небогатой провинциальной казной, без решеток, за которыми держали привозимых на дознание колодников, наконец, без тайных подземных комнат, о которых упоминали, прикладывая палец к губам? Нет, без подвала магистрат не строился.
Скорее всего, подвал воеводского дома был замурован, а документов об этом событии не сохранилось. Может быть, в памяти старожилов и оставались какие-то сведения, но нет уже в живых многих из тех знаменитых когда-то краеведов, которыми славился Кунгур. И записей после них, как утверждают, не осталось. Ничего не записывающий краевед? Такого, конечно, не бывает. Ведь в самой сути свой краевед — это человек, ищущий крохи стародавних событий не для того, чтобы ими занимать уголки своей памяти и тешить самолюбие («я знаю, а вы — нет»), а чтобы любой ценой сохранить эти, иногда наиважнейшие в понимании событий прошлого крохи будущим поколениям. Есть записи. Их нужно найти.
Здание старой Преображенской церкви сейчас занято художественными мастерскими. Стоит оно в так называемой засылвенской части на низком берегу, крепкое, ладное, с маковками куполов, действительно чем-то напоминающих головки поспевшего мака на тонком стебельке-ножке. Хозяева старого здания не очень рачительны, и, мягко говоря, совсем не художественный беспорядок начинается уже с покосившегося и дыроватого забора, с груд мусора во дворе. Но все равно спасибо этим хозяевам — здание не щерится рванинами кирпичной кладки, не смотрит на свет белый черными проемами пустых окон. Здание работает, живет, а это уже важно для всякого памятника архитектуры. Нынешние хозяева Преображенской церкви оказались народом любопытным. Они обследовали старую церковь, спустились в подвал. И здесь в подалтарной части их ждал сюрприз — в стене подвала, что сориентирована на Сылву, видна была кирпичная закладка, закрывающая какой-то проход.
Нет, художники из мастерских не стали разбирать закладку — тут нужны специалисты, но, выйдя из подвала, прикинув положение возможного прохода и призвав к размышлениям фантазию, тут же решили; из Преображенской церкви шел подземный ход под рекой Сылвой точнехонько к Тихвинской церкви, что стоит напротив на высоком берегу. Действительно, строения оказались друг против друга, но вряд ли они были соединены под землей. И хотя нет ничего технически невозможного в прокладке хода под дном реки, в данном случае трудно верить в его реальность — просто не нужен был такой подземный ход. Но подземный ход все-таки был — он выходил из подалтарного подвала Преображенской церкви и обрывался у Сылвы. По нему можно было уйти от грозящей опасности к реке.
По старинным улицам Кунгура едут автобусы, везущие туристов к ледяной пещере, уникальному природному образованию. Она грандиозна. Ее ходы и залы простираются на десятки километров. Это известные человеку. А сколько еще неизвестно. Может, какой-нибудь рукав выходит в недра под самим городом и спускается в него рукотворный тоннель, по которому весь город мог уйти в безопасную глубину и выйти потом в чащобах лесов и теснинах долин, спасая живое, мудрое, будущее.
Горный техник Клоков был несколько удивлен приглашением в столь авторитетную, солидную и вместе с тем странную для его дела комиссию. Если бы разговор шел об обследовании обыкновенных горных выработок, добирающихся своими тоннелями до полезного ископаемого, то ему, как специалисту, нечего было бы удивляться и сомневаться. Но задачу перед ним поставили не совсем обычную — оказать помощь археологам и историкам в обследовании подземного хода, обнаруженного, как гласят документы, 27 апреля 1915 года в селе Пыскор Пермской губернии. О находке в Пермь сообщил кто-то из местных жителей. Но только через месяц на место выехали историк И. Я. Кривощеков и археолог П. С. Богословский.
Бегло осмотрев то, что было доступно, и хорошо зная исторические особенности местности, ученые вернулись в Пермь, воодушевленные идеей немедленного продолжения поисковых работ. Пермская ученая архивная комиссия на своем заседании одобрила предложенный план, на удивление быстро нашлись и необходимые средства. Вот тогда-то и пригласили горного техника Клокова — предстояли не простые археологические раскопки, а расчистка подземного сооружения, его крепление, составление планов — словом, работа сродни горняцкой. Настроение Клокова сначала было такое: приглашают — значит, нужен, просят сделать — почему бы не сделать, но когда он услышал рассказ историков о древностях Перми Великой, об интересных уже сделанных и возможных будущих находках, о глубинах пермской земли, таящих с незапамятных времен скрытые от глаз загадочные пустоты, то, пожалуй, по-настоящему загорелся предстоящим предприятием.
Клоков вспомнил, как однажды плыл пароходом по Каме. Погода стояла великолепная, и даже ему, Клокову, повидавшему, слава богу, эту реку, камские дали показались необыкновенно красивыми. Известный столичный журналист, с которым Клоков познакомился на верхней палубе, был просто в восторге. В красноцветных глинах высокого камского берега то и дело чернели дыры пещер. Здесь они могли появиться, как подметил Клоков, только при вмешательстве человека. Заинтересовали пещеры и журналиста. Послали за лоцманом, человеком местным и, по мнению команды, всезнающим. Лоцман степенно рассказал, что знал о камских пещерах, а журналист торопливо дословно записал:
«Тут прежде разбойники жили, шибко гуляли по всей округе. Погуляют, погуляют, пошлют за ними полтыщи войсков, а разбойные люди в нору — и сидят, хилятся, прячутся, значит. А потом опять выползут, и давай шебаршить, разбойничать…»
В рассказах бывалых людей фигурировала женщина-атаман по имени Фелисата из Усолья. Ее удачливая шайка тоже обитала в одном из камских подземелий, увешанном, как говорила молва, коврами и обставленном дорогой утварью.
Село Пыскор прибилось к горе, под которой текла тут же недалеко впадающая в Каму веселая речка Верхняя Пыскорка. Ее часто называли по-старинному — Камгортка. Село тоже старинное. В то время, когда исследователи подземного хода приехали со своим снаряжением, в селе было еще много двухсотлетних изб — черных кряжистых построек из бревен чуть ли не в обхват.
Гора, заросшая травами, зелень которых иногда вдруг проявляла неясные очертания каких-то давным-давно разрушенных сооружений, была в свое время знаменитой. На ней стоял один из значительных и богатых в Перми Великой монастырей — Пыскорский. Трижды менял свое место монастырь. Основанный заботами первого из Строгановых — Аникой как родовой, он находился сначала поблизости на речке Нижняя Пыскорка, затем его перенесли в 1570 году на эту Пыскорскую гору, а в 1755 году еще куда-то вверх по Каме, сохранив название. Первые двести лет существования монастыря были связаны с деяниями Строгановых настолько тесно, что вооруженный вроде бы идеями христианского бессребреничества монастырь стал даже соперником династии промышленников не в каких-нибудь, а в коммерческих делах.
Устье подземного хода, словно маленькая подковка, брошенная на зелень травы, чернело в склоне Пыскорской горы сразу за последними домами села. Несомненно, отверстие для маскировки было завалено еще в старину, но вот случился обвал свода устья, и ход обозначился.
Исследовательская группа приступила к работе в первый же день. Расчистили устье, сориентировали направление тоннеля — оказалось, что он идет вглубь горы почти строго с юга на север.
Входя в подземелье, Клоков придирчиво осмотрел потолок. Ни просадок, ни трещин он не обнаружил. Ход был прорыт в плотной глине, его потолок, остро закруглявшийся, напоминал чем-то стрельчатые, готические формы. Такой прием наверняка способствовал снятию давления глинистой толщи и сохранил в
