маркизу… Но, донья Эльвира, вы можете поехать с нами!
– Нет, увы, – вежливо отказалась я, – я не могу оставить больного.
– Но ведь это тот самый человек, о котором вы говорили, что ему нужен горный воздух! – Анхелита подалась ко мне. – Он тоже может поехать. И его друг.
– Нет, – я покачала головой, – Этот человек очень болен, он может умереть в пути.
– Но если вы позволите, мы пришлем за вами, – предложила Анхелита.
– Да, благодарю вас, – это было единственное, что я могла сказать в ответ.
– Пойдемте, – обратилась Анхелита к девушкам, поднимаясь и запахивая плащ. – Пора.
– Можно посмотреть двор и сад? – внезапно произнесла Селия.
Она смотрела на меня. Я прочла в этом прямом взгляде не любопытство, но желание понять, узнать меня.
– Селия! – сердито произнесла Анхелита. – Отец ждет нас. Что за причуды!
– Позвольте ей, – мягко попросила я. – Пойдемте с нами. У нас действительно красивый сад.
– Что за прихоти! – продолжала ворчать Анхелита. – Ведь уже совсем темно. Что можно увидеть в саду?
– Можно почувствовать аромат зелени и цветов, и услышать пение ночных птиц, – произнесла молчавшая до сих пор Ана.
– Господи! Хорошо, идемте, если вам так хочется. Поднимите капюшоны.
– Но, мама, ведь уже темно, – запротестовала Анита.
Анхелита снова уступила. Вчетвером мы вышли в сад.
Анхелита и Ана деликатно приотстали и я шла рядом с моей дочерью. Это очень мне нравилось. Если бы еще Чоки не мучился так!
Селия стала заговаривать со мной.
– Это каштаны? – она указала на несколько высоких деревьев.
– Да, – мне тоже хотелось говорить с ней, – А вон там, розовые кусты. Чувствуешь, аромат?
– О, мы одни, – Селия оглянулась, – Наверное, мама и Ана уже ждут у ворот… – она вдруг смутилась. – Простите, я не хочу обидеть вас…
– Нет, нет, это вполне естественно, что ты зовешь донью Анхелу матерью, – я сама не заметила, как перешла с дочерью на «ты».
– Мне бы очень хотелось взглянуть на ваших друзей, – сказала она.
– Время неподходящее. Один из них очень болен.
– А если тихонько, в окошко… Ведь есть окна в комнате…
Я подумала, что ничего дурного в этом нет, если я тихонько покажу дочери моих друзей. В комнате, где лежит Чоки, и в самом деле есть большое окно. Чоки просил не занавешивать его, ему нравится глядеть в ночь…
– Хорошо, – сказала я, – сейчас мы тихонько подберемся к окну и ты их увидишь.
Дочь пожала мою руку быстрым жестом. Это почти привело меня в восторг.
Мы тихо приблизились к окну.
– Присядь, – прошептала я, – чтобы мы их видели, а они нас – нет.
Она снова пожала мне руку, словно подружке-заговорщице.
Мы присели на корточки.
Кровать, удобная, широкая, стояла так, что мы могли хорошо видеть лежащего Чоки, его лицо. Глядя на него теперь, как бы со стороны, я снова поразилась его изнурению. Сердце сжалось.
Николаос сидел на краю постели в профиль к нам и что-то говорил тихо, слышать мы, конечно, не могли.
Чоки не спал, глаза его были открыты. Но он смотрел на Николаоса и не видел нас.
Я устала сидеть на корточках, распрямилась и отошла. Прошло еще несколько минут. Я снова подобралась к окну и пригнувшись, тронула Селию за плечо.
– Пора, – прошептала я. – Тебя ждут.
Она неохотно поднялась. Я быстро отвела ее подальше. Мы пошли к воротам. Селия молчала. Мне показалось, что она снова отдалилась от меня. Наконец она спросила:
– Какие у них имена?
– Больного зовут Андреас. Но у него есть и другое имя – Чоки. А его друг – Николаос.
– Они здесь чужеземцы? У них чужеземные имена.
– Да, Николаос – грек, а его товарищ – из очень далекой земли, которая называется Унгария.
Девушка помолчала. Мы приближались к воротам.
