никакой независимости в мире не существует. Но дети зависят от родителей. Вот эту-то зависимость они хотят и могут сломать, разорвать и получить иллюзию независимости вообще, не только от родителей…
Я вышла в платье, без накидки. Теперь я почувствовала холод. Я решила вернуться в комнату, взять накидку и снова прийти к воротам. Все равно я не смогу спать.
В комнате я присела на постель. Все же я устала, ноги заныли. Может быть, мне тоже пойти на кладбище? А если Селии там нет? Если я разминусь с ней? Ладно, возьму накидку, выйду во двор, там решу, как поступить дальше.
Но, должно быть, я очень устала. Неужели я старею? Хотя ведь это вполне естественно. И я много испытала в этой жизни. Я вспомнила, что когда мне было лет восемнадцать-двадцать, тридцатилетние женщины казались мне старухами. А теперь? Увы, я могу завидовать молодости тридцатилетних…
Надо было взять накидку, подняться с постели и идти. Но я продолжала сидеть. В окно смутно виднелись очертания деревьев и кустов сада. Раздался слабый крик ночной птицы. Я убеждала себя, что сейчас встану, сейчас заставлю себя встать. Еще минута, еще… Но я не вставала. Я почувствовала, что глаза мои закрываются. Голова тяжелела. Я склонилась на подушку. Я понимала, сознавала, что засыпаю. Но я уже не могла противиться сну. Я все еще смутно, несвязно говорила себе, что вот сейчас, совсем немного отдохну и немедленно встану. Но я обманывала себя.
Глава сто пятьдесят четвертая
Я шла по какой-то песчаной равнине. Свет был сумеречный, тягостный и таинственный. На голове у меня было белое покрывало, ветер развевал его. Ноги мои ступали легко, не погружаясь в песок. Я удивилась этому, затем подумала, что это неспроста. И равнина, и свет, и ноги, легко ступающие на песок – это неспроста. У этой загадки есть какая-то простая отгадка. Это не наш земной мир, это мир потусторонний. Да, так. И вдруг мне стало страшно. Значит, сейчас я увижу тех, кто умер страшной смертью, увижу лорда Рэтклифа, Брюса Карлтона, отца, Коринну. Замкнутые в какой-то новой страшной своей сути, они бесшумно, словно ночные птицы, погонятся за мной. Что они сделают со мной? Выпьют, высосут кровь? Они – вампиры? Я задрожала и быстро оглянулась по сторонам. Никого не было. Я двинулась дальше, медленно ступая.
Да, я сделала в своей жизни много дурного. Я не наделена той мучительной чувствительностью, которой обладал Чоки и которая свела его в могилу. Такие, как он, встречаются редко, они напоминают людям о возможности чистоты, совести, доброты. Я не такая. Я не хуже и не лучше других людей. Я причиняла страдания и смерть, но и сама страдала и сама была на краю гибели. Может быть, меня можно (да, конечно, можно) обвинить в смерти Этторе Биокка, Большого Джона, доньи Инес – матери Коринны. Можно сказать, что мое появление разрушило жизнь Коринны и Брюса Карлтона, моего отца и доньи Инес, лорда Рэтклифа, Этторе и Санчо. Из-за меня так странно сложилась жизнь моих детей. Из-за меня остались сиротами дети Коринны. Должно быть, надо мной тяготеет некий рок, такой рок тяготел над потомками цыганки Маританы, возлюбленной короля. Это моя судьба – приносить тревогу?
Неужели никто не заступится, не спасет? Но ведь есть человек, который прощал всегда всех кроме себя самого. Чоки!
Я так потянулась к нему душой. Мне вдруг захотелось, как маленькому ребенку, искать защиты. Чоки защитит меня. Он знает, что я не такая плохая. Я не виновата. Я не хочу быть виноватой. Я не выдержу. Пусть меня простят. Пусть! Я подбегу к нему, схвачу его за руки и заплачу. И буду спрашивать сквозь слезы: «Чоки! Я ведь не виновата? Скажи мне? Скажи? Я не виновата?» И он погладит мои ладони своими теплыми пальцами и скажет: «Нет. Конечно, не виновата. Только я виноват». А после этого мне будет легко. Пусть я понесу наказание, я все равно буду чувствовать это тепло человеческих юных пальцев и буду слышать милый добрый голос: «Не виновата».
Надо найти его. Я пошла быстрее. Вокруг начало проясняться. Что это? Я возвращаюсь в обыденный мир? Меня пока простили и вернули? Ради этого мальчика.
Сквозь приоткрытые веки я уже различаю смутные очертания стола, стула в комнате. Я просыпаюсь.
И вдруг слышу отчаянный стук. Чьи-то руки хватают меня за плечо. Чьи-то пальцы стучат по стене. Но я чувствую, что это не нападение. Это меня зовут, чтобы я кого-то защитила, спасла.
Я окончательно просыпаюсь, широко открываю глаза.
Селия трясет меня за плечо, пальцами свободной руки стучит по стене. Окно распахнуто.
– Мама! Мама! Скорее! Помоги!..
Глава сто пятьдесят пятая
То, что произошло, настолько необычно, что я даже не знаю, как лучше описать это, чтобы всю эту необычность передать. С чего начать? И как продолжить?
Селия разбудила меня. Конечно, я не стала ни о чем расспрашивать ее. Я кинулась к воротам вместе с ней. Она тянула меня за руку.
– Отпусти, Селия! – попросила я уже на бегу. – Ты мешаешь мне идти.
Она с трудом выпустила мою руку. Я поняла, что я нужна ей. Она в беде и она бросилась ко мне, она знает, что я, ее мать, самый надежный источник помощи. Она верит мне. Но не было уже времени гордиться, упиваться ее доверием. Надо было спешить.
Мы подбежали к воротам. Я заметила каких-то людей. Боже! Они ломали замок.
Селия увидела мой страх.
– Мама, не бойся, это друзья. Но надо скорее! Разбуди Николаоса! Может быть уже поздно! Скорее! – Она расплакалась.
Конечно, она действовала без всякой логики. Сначала тянула меня к воротам, теперь просит, чтобы я возвращалась в дом и разбудила Николаоса.
– Но что случилось? Что?
– Скорее! Разбуди его! Может быть поздно! Темные фигуры столпились у ворот. Человек шесть.
Селия оставила меня и кинулась к ним.
