Люди всякие лихие: На царя куют оковы, На погибель всей России, Ходит Глебов с Досифеем, Лопухин, еще другие! Извести Петра им надо, Извести его скорее! Их надежды, все надежды В царском сыне Алексее! Воцарится — уничтожит Всех замеченных в затеях, Иностранцев, гладко бритых, Щеголяющих в ливреях! Потому: царевич — постник, Вырос в строгом, древнем чине, Мыт и чесан по закону, Бабьей ласкою, и ныне Он союзников вербует На подмогу, на чужбине… Все надежды, все надежды В Алексее, царском сыне! К Николаю-чудотворцу Караван его подходит… Взгляд царевича больного Неспокойно, робко бродит; Он с чухонки Ефросиньи Тусклых глаз своих не сводит! Ей одной живет и дышит, Раскрасавицей находит. Удивились в храме лики Византийских преподобных, — Увидав впервые русских, Кое в чем себе подобных, Хоть и в платьях непривычных, Узких, куцых, неудобных; Больше всех дивил царевич Взглядом глаз пугливо-злобных! И царевич с Ефросиньей Долго рядышком молились И, пожертвовав на церковь, В дальний путь домой пустились; Путешествия в те годы Часто месяцами длились… Обещал им Петр прощенье, Лишь бы только возвратились! Не прошло и полугода, Над Невою, в каземате, Над царевичем шли пытки, Не в застенке — при палате; Потянули всяких грешных К объясненью и расплате… Мало ль что у нас бывало С краю света, в нашей хате! «Замышлял ли ты, царевич, Погубить дела Петровы И разрушить в государстве Все великие основы? Ты ковал ли на Россию В иностранных царствах ковы? Были ль на цареубийство Заговорщики готовы?» Отвечал царевич смутно Околесные признанья… Обратились к Ефросинье, — Поддалась на увещанья! Все открыла: как, что было, В чем имелись ожиданья, Все, что ей царевич выдал Темной ночью, в час лобзанья! Черной рабскою душою Продала, кого любила! Жизнь не раз уже рабами Предстоявшим рабству мстила… Собрал Петр большую думу, И та дума порешила: Казни заслужил царевич, — И не трон ему — могила!.. А уж что за это время Петр испытывал — словами
