тюленей, а Гордон Хэслоп и я полетели на запад вдоль барьера – шельфового ледника Фильхнера на поиски удобного места высадки. С воздуха нам было видно, что судно находится в нескольких милях от самого залива Фазеля, что он заполнен большим полем сплошного льда, простирающимся на север на значительное расстояние. Обращенная к морю кромка этого льда удлиненной кривой поворачивала на запад и приближалась к утесам шельфового ледника. Очевидно, лед стоял в таком положении уже много лет: мы видели множество прочно вмерзших в него старых полуразрушенных айсбергов. Сперва вид шельфового ледника Фильхнера не произвел не» нас никакого впечатления, так как наличие постоянного морского льда у подошвы ледника привело к тому, что утесы ледяного барьера покрылись снеговыми наносами. В самом деле, казалось, повсюду пологий склон шел от морского льда до верха шельфового ледника.
По мере того как самолет удалялся к западу, становилось видно, что кромки морского льда и шельфового ледника постепенно сходились и наконец синее море подошло к подошве ледника и вдаль снова потянулись высокие утесы барьера. Повернув обратно, мы полетели низко над морем вдоль кромки ледника, пытаясь оценить его высоту и крутизну склонов, так как от этого сильно зависела способность наших тракторов втащить запасы экспедиции на избранную для базы площадку. Высота, видимо, колебалась в пределах от 25 до 100 футов , но позже мы убедились, что несколько недооценили ее. Я выбрал несколько возможных мест высадки, наиболее подходящим из которых казалась точка на морском льду примерно в полумиле от той, где он кончался у самого шельфового ледника. Много позже оказалось, что выбор был неудачным.
В тот момент, однако, я был вполне удовлетворен найденным, и мы полетели дальше над шельфовым ледником в восточном направлении. Когда самолет приблизился к берегу собственно материка, внизу открылся хаотический пояс изломанного льда, от которого на запад тянулись громадные трещины, уходившие на три-четыре мили в шельфовый ледник. Хотя глубина этих трещин составляла не менее 100 футов , но их легко было бы обойти. По-видимому, самым серьезным препятствием на пути нашего движения к югу окажутся трещины в поясе шириной от одной до трех миль между шельфовым ледником и материковым льдом. Чем дальше мы летели, тем сильнее я начинал беспокоиться, так как, казалось, не было надежды прорваться сквозь эту сплошную сложную зону трещин. Наконец, когда мы углубились на 30 миль , я заметил сверкающую белую линию на юге. В бинокль было видно, что это ледяной обрыв, идущий с востока на запад и, видимо, соединяющийся с трещиноватой зоной, над которой летел самолет. Ясно было, что нужно продолжать полет до того места, где этот обрыв и зона сходились, так как, возможно, в углу между ними существует неизломанная зона.
Запас горючего нашего самолета, ограничивающий дальность его полета, подходил к концу, но Хэслоп продолжал лететь до тех пор, пока не оказался над западным концом большого обрыва, на который мы обратили внимание еще издали. Теперь стало видно, что этот обрыв – южная стена грандиозной трещины- ущелья, тянущейся на запад не менее чем на 20 миль и там теряющейся в низком облаке. На востоке глубокий ров трещины-ущелья сменялся широкими изогнутыми трещинами, но в одном месте гладкий снежный участок, видимо, образовал мост через трещиноватую зону, и казалось почти несомненным, что нам удастся пробиться на юг через этот сложный барьер, который в противном случае грозил сделать весь шельфовый ледник невозможным местом для нашей базы. Во время обратного полета мы передали капитану Маро сообщение, что он должен идти на запад вдоль кромки льда. Через три четверти часа «Остер» уже кружил над «Тероном», шедшим по широкому проходу чистой воды, и вскоре благополучно сел на покрытое рябью море.
Немного спустя судно пристало к выбранному для высадки месту и ошвартовалось. Почти тотчас же Дэвид Стреттон и другие сошли на берег, чтобы разведать дорогу через узкую полосу очень старого морского льда и дальше, вверх по склону снегового наноса у кромки шельфового ледника. Стреттон сообщил, что место для базы кажется идеальным, хотя на верху шельфового ледника есть трещины шириной от 12 до 20 футов . Но они, видимо, все старые и плотно забиты снегом.
Кен Блейклок должен был остаться начальником базы на предстоящий год и следующей весной совершить первые походы на юг по суше. И важно было, чтобы он лично осмотрел препятствия, которые ему придется преодолевать. Поэтому он слетал с Джоном Клейдоном на юг и смог осмотреть трещиноватую зону и глубокую трещину-ущелье.
Утром следующего дня, 30 января, началась разгрузка при температуре – 15° С и южном ветре со скоростью 10 метров в секунду. Оставалось еще выбрать окончательное место для базы. Базу решили назвать «Шеклтон» в память сэра Эрнеста Шеклтона, который в 1914 году отправился в экспедицию с той же целью – пересечь континент и намеревался устроить свою базу на том же месте или близко от того места, куда сейчас пристал «Терон».
Когда началась разгрузка, Дэвид Стреттон и я отправились пешком, чтобы взобраться на верх шельфового ледника и пойти в глубь материка с целью подыскать подходящую площадку для базы. Пройдя полмили поперек морского льда, лежащего перед ледником, мы начали искать удобную дорогу, по которой тракторы могли бы подняться вверх.
С воздуха нам казалось, что склон снегового наноса не только невысок, но имеет еще и слабый уклон. Теперь мы обнаружили, что он гораздо круче, и потратили порядочное время на отыскание умеренного уклона. В выбранной нами точке он был порядка 1: 8, но ближе к верху несколько круче. По дороге нам встретилось несколько трещин, но все они были заполнены снегом и выделялись только как широкие неглубокие впадины с узкими синими полосками разрыва вдоль краев.
Выйдя на верх ледника, мы оценили высоту, на которой находимся, приблизительно в 120 футов над уровнем моря (впоследствии она оказалась равной 150 футам ). Здесь ровную поверхность снега покрывал тонкий твердый наст (ветровая корка), сквозь который при каждом шаге проваливалась нога. Переминаясь на месте, мы быстро погружались в снег по колено. К югу поверхность на протяжении около трех четвертей мили постепенно повышалась, а затем спускалась в ложбину, чтобы затем снова подняться к гребню в полумиле дальше. Эта система гребней и долин, по-видимому, простиралась на юг беспредельно.
Для базы нам требовалось прочное основание на участке, свободном от трещин и так расположенном, чтобы оттуда были видны какие-либо отдаленные, хорошо различимые особенности местности. Мы хотели также иметь возможность видеть море, чтобы можно было ежедневно наблюдать образование, движение и рассеяние морского льда.
Чтобы проверить плотность поверхности, мы протыкали снег длинными тонкими алюминиевыми стержнями. Оказалось, что толщина зернистого, неуплотненного снега на вершинах гребней около трех с половиной футов, а в ложбинах между гребнями – примерно 10 футов . Когда мы достигли вершины третьего гребня, море к северу от нас исчезло из виду и выдающийся ориентир, образуемый белой стеной, высоких ледяных утесов в 20 милях к западу, тоже скрылся.
В 28 милях к востоку мы все еще видели четыре темных пятна – скалы, выступающие на вертикальной поверхности льда недалеко от залива Фазеля.
Мы повернули назад, придерживаясь того же маршрута, пока снова не увидели и белые утесы, и море. К этому моменту мы уже дошли обратно до первого гребня, и нужно было решать, будет ли это место не только подходящим для постройки, но и безопасным. Известно, что от шельфовых ледников отделялись айсберги длиной от 50 до 100 миль и в 1912 году Фильхнеру, который первым достиг южного берега моря
