— Если кругом все дерьмо и вранье и высшее блаженство — это «примитивная жизнь», тогда зачем же ты…
— Ну, возможно, я ошибаюсь, — был ответ.
В наши дни на берегах самых разных пляжей можно найти вынесенные приливом щепки здравого смысла. А сомнения и трезвый взгляд на окружающее вовсе не равнозначны цинизму и мрачному восприятию мира. Я об этом вспомнил лишь потому, что для восьмидесятых годов, по-моему, есть неплохой лозунг: «Возможно, я ошибаюсь».
Мои хорошие знакомые собрались наконец-то с духом и обзавелись ребенком. Крестным отцом выбрали меня, и к своим обязанностям я отношусь всерьез.
Я уже познакомил малыша с кое-какими радостями жизни: с шоколадом, пивом, сигарами, музыкой Бетховена и непристойными анекдотами. Бетховен его, по-моему, не интересует, но малышу всего полтора года, и шоколад, пиво, сигары и анекдоты ему скоро наскучат. О сексе я пока ничего не рассказывал, хотя у малыша уже есть некоторое представление и личный опыт. Не буду вдаваться в подробности, но если вы помните своих детей маленькими или помните себя в детстве, то поймете, о чем речь.
А еще я познакомил его с восковыми цветными карандашами. Купил набор для начинающих — коротенькие, толстые карандаши со специальными опорными колесиками. Время от времени я вкладывал карандаш ему в ручонку и показывал, как можно этой штуковиной сделать отметину. Малыш большей частью просто держал в руке карандаш, уставившись на меня. В другой руке у него была сигара, и он, похоже, не понимал, какая между ними разница. Затем последовал этап втыкания в отверстия: карандаш побывал у него во рту, в носу и в ушах. И вот на прошлой неделе я наконец взял его руку в свою и провел карандашом большую красную линию на газетном листе. Оп! И до малыша дошло! В голове у него соединились два конца — ему открылся мир рисования. Он провел еще одну линию — сам, без моей помощи. Теперь, радуясь и досадуя одновременно говорит его мать, малыша невозможно остановить.
Цветные карандаши и воображение (способность создавать образы) — вот и все, что нужно ребенку для счастья. До чего же удивительная штука — цветные карандаши! Немного воска, немного краски, оболочка — вроде ничего особенного. Но стоит только добавить воображение… каждый год фирма «Бинни», что в Пенсильвании, производит почти два миллиарда этих желанных восковых палочек и поставляет их во все страны — сколько их ни есть в ООН. Немного есть на свете вещей, объединяющих человечество, и цветные карандаши из их числа. Зеленая с желтым коробка не меняется уже полвека. Разве что «телесный» цвет переименовали в «персиковый». А это признак прогресса.
Я о превращении «телесного» в «персиковый» узнал, потому что купил вообще-то два набора: крестнику — для начинающих, а второй — большой, из шестидесяти четырех карандашей, с точилкой, встроенной прямо в коробку, — себя побаловать. У меня еще никогда не было собственного набора — так уж получилось: то мал еще был для рисования, то уже вырос. А теперь до того увлекся, что даже лишних накупил. Один набор подарил родителям малыша и объяснил, что это им, а не крестнику.
И вот что любопытно: кому ни даришь набор карандашей — хоть ребенку, хоть взрослому, — каждый сразу немножко глупеет. Дети улыбаются, взгляд их туманится, они высыпают все карандаши из коробки и любуются. А потом пробуют рисовать на ближайшей ровной поверхности и нарисуют все что ни попросишь. У взрослых на лицах всегда расцветает самая что ни на есть милая и глупая улыбка, в которой сквозит и восторг, и воспоминания о детстве, и смущение. Тут же начинаются рассказы о случаях из детской жизни, связанных с цветными карандашами: кому когда впервые их подарили, кто каким цветом что рисовал, и как, бывало, ломал их, и как пытался уложить в коробку по цветам, и как рисовал целым пучком, и как прислонил к горячим предметам и следил — плавятся карандаши или нет, и как настругивал их на вощеную бумагу, и как разрисовывал ими витражи, и как пробовал их есть, и прочее, прочее, прочее… Хотите, чтобы вечеринка наверняка удалась? Тогда предложите гостям вместе с коктейлями новенькие коробки цветных карандашей.
Ведь, если подумать, цветными карандашами даже чисто по количеству художественных творений создано болъше, чем любыми другими орудиями живописца. В любой стране в миллиардах коробок, ящиков, шкафов и чуланов лежат миллиарды бумажных листов с миллиардами рисунков. Целый океан воображения землян. Я уверен — Рональд Рейган и Михаил Горбачев тоже когда-то рисовали карандашами. И Фидель Кастро, и японский император, и Раджив Ганди, и госпожа Тэтчер, и президент Мубарак, и даже, может быть, Аятолла. Да все, наверное, кого ни назови.
А что, если создать новое секретное оружие — межконтинентальную карандашную ракету? Оружие массового счастья. Ракету, сеющую Красоту. И как только где-нибудь назревает конфликт, надо послать туда эту ракету. Она мягко, тихо взорвется высоко-высоко в небе, и в воздухе поплывут тысячи и тысячи крошечных парашютиков. И на землю будут спускаться коробки с цветными карандашами. И мы не поскупимся: отправим не маленькие наборы из восьми штук, а самые большие, со встроенной прямо в коробку точилкой, из шестидесяти четырех цветов: тут тебе и серебряный, и золотой, и бронзовый, и алый, и персиковый, и лимонный, и янтарный, и шоколадный — все что душе угодно! И люди будут смущенно и радостно улыбаться и разрисуют весь земной шар.
Дурацкая затея, верно? Безумная, никчемная и совершенно пустая. Однако из сегодняшней газеты я узнал, сколько средств советское правительство и американский конгресс выделяют на вооружения. И я подумал: а что принесут миру эти вооружения? И у меня нет сомнений, какую из затей можно назвать безумной, никчемной и совершенно пустой. И у меня нет сомнений в том, как всюду и всем необходимо воображение, как нам его не хватает. А потому — дарите, пожалуйста, друт другу цветные карандаши.
Исход лета наводит меня на глубокие раздумья. Я размышляю над человеческими желаниями — затаенными и очень личными, при исполнении которых чувствуешь огромное удовлетворение. Вслух о них стараются не говорить, опасаясь оказаться непонятыми. Но для большей доверительности наших с вами отношений поведаю об одном из моих тайных пристрастий — жарком из говядины.
Кто хоть что-нибудь в этом деле понимает, тот хорошо знает, как готовится мое любимое блюдо: нужно взять кусок крепкой говядины, выбить из него кухонным молотком всю душу, обмакнуть в яйце и обвалять в муке, бросить на глубокую сковородку, обильно смазанную свиным жиром, и поджарить. Затем мясо вынуть, а на сковородку плеснуть молока, добавить муки, соли и перца — получится солидная подлива. На тарелку рядом с жарким накладывается гарнир из горошка и картофельного пюре, а сверху надо все окатить подливой. Еще к жаркому полагаются кукурузные лепешки, масло и литровая кружка холодного молока. Ну а потом остается лишь взять в одиу руку вилку, а в другую — нож, устроиться поудобнее у самых яслей с кормом, поднять глаза горе, восславить Господа за ниспосланную благодать и — уплетать все подчистую до последней капелькн подливы, до последней кукурузной крошки.
«Фу, гадость какая!» — воскликнете вы. Очень может быть. Но ведь у вас тоже, наверное, есть любимое блюдо, олицетворяющее — для вас — домашний уют и счастье. А я к вашему угощению без противогаза и миноискателя, может, и близко не подошел бы. Ну и что же? Каждому, как говорится, свое: вам — ваше лакомство, а мне — мое. На том и поладим.
У каждого есть тайная цель в жизни. Вот и я все время, можно сказать, начеку — не дай Бог упустить жаркое из говядины, приготовленное по редкостному рецепту. А для этого приходится заглядывать в закусочные на автостоянках и в провинциальных городишках вдалеке от магистралей. В эти маленькие храмы божественных яств, разбросанные среди американских просторов.
Если хотите, могу рассказать о результатах изысканий нынешним летом. Наград удостоены:
ордена Звезды — гриль-бар «Торрес» (город Уизер, штат Айдахо), где, кстати, вволю зубочисток — бесплатно;
двух орденов Звезды — кафе «Фэйруэлл Бенд» (город Фэйруэлл-Бенд, штат Орегон), кафе удостоено также поощрительной премии за гарнир под названием «рагу а-ля погост», который на самом деле — всего-навсего молочные оладьи; впрочем, об этом надо рассказывать особо;
