это долгий процесс, поскольку генетический код нового вируса разгадать непросто. Не забывайте — благодаря Кодексу 2015 года мы все еще пользуемся методами тридцатипятилетней давности. В довершение всех зол, многие из «новых» вирусов оказываются ретровирусами. Их генетический двигатель — это РНК, поэтому для ее создания они используют ДНК живых клеток. РНК недостает множества защитных функций, присущих ДНК, поэтому такие вирусы имеют тенденцию к гипермутации. Иначе говоря, они мутируют очень быстро из-за транскрипционных ошибок при образовании вирусной РНК. Когда такой новый вирус заражает носителя, мы не можем опознать ни единого генома. Вирусы предстают как рои аллелей с большими расхождениями в генетическом коде. Нужно выявить большой диапазон подобных агентов, чтобы определить, что в их генетической структуре делает их вирулентными. И лишь затем приступить к созданию лекарства, блокирующего эту вирулентность.
— Какова позиция «Целлюдина» в этом вопросе? Слабая улыбка.
— Создание микрокапсул, осуществляющих сложнейшие генетические алгоритмы. Способных распознавать любые вторжения в клетку и действовать соответственно. Существующие микрокапсулы справляются с целым рядом физиологических проблем, но проблемы множатся с каждым днем. Вы вряд ли умрете от рака или от сердечного приступа, но можете умереть от пандемического вируса.
— Минуточку. Ведь проводить такие эксперименты очень рискованно?
— Разумеется, если экспериментировать на человеке. Я забыл упомянуть, что мы все опыты проводим на искинах. Около пятнадцати процентов от их общей массы составляет живая ткань. И эта живая ткань должна быть качественнее всех прочих компонентов, поскольку стоит она дорого. То, что мы воспроизводим, используется для искинов и только для искинов.
— У вас бизнес широкого профиля.
— Да, но мы не перестаем искать священный Грааль. Генетически программируемые микрокапсулы для человеческого организма. Если мы хотя бы близко подойдем к результатам, которых добились с искинами…
— Насколько успешно работает ваша методика?
— Черт возьми, — улыбается ван Меер, — все живые ткани наших искинов практически бессмертны. Они способны надолго пережить блок «сердце-легкие», который приходится периодически очищать.
— Но искиновский блок «сердце-легкие» рассчитан на пятьдесят лет!
— А наши искусственно поддерживаемые живые ткани способны прожить три таких срока.
Приятно сознавать, что прошлую ночь я провела с бессмертным существом.
— Что вы знаете об «Уотерс Индастриз»?
— Арнольд Уотерс паршиво играет в гольф. В остальном — почти ничего.
— А Ричард Уотерс? Легкое колебание.
— Сынок? Он довольно мил, но бесхребетен. Компания держится на старике.
— Как вы объясните то, что Рива Барнс звонила вам не меньше трех раз, причем из дома?
Короткий лающий смешок.
— Поскольку я не знаю, кто такая Рива Барнс, мне это ни о чем не говорит.
— Она секретарь Арнольда Уотерса. Точнее, была им. Она мертва.
Ван Меер пожимает плечами.
— Возможно, она договаривалась о гольфе за Арнольда. Не знаю.
Он хорошо держит лицо, но явно знает о Риве больше, чем говорит.
Но какая связь может быть между «Целлюди-ном» и Ривой Барнс? А также между Ривой Барнс,
Женевьевой Уилкерсон, Мэри Фолкоп и прочими жертвами?
Что за чудодейственное средство может стоить такой вереницы трупов?
Если такое средство есть, я в нем нуждаюсь. И мистер Икс, возможно, тоже.
10
Диди информирует, что следующий, с кем я встречаюсь, — Джереми Бентсен. Меня это не вдохновляет, но я исправно обхожу свой сектор в надежде что-нибудь раскопать.
От «Целлюдина» до Беверли-Хиллз путь неблизкий. Я уверена, что Бентсен будет пользоваться «маской», но это меня не так уж беспокоит. Прибегну к той же технике, что и Диди в своем нулевом поиске по «Уотерс Индастриз», — буду искать пробелы, следить за мимикой, подмечать явную ложь. У Бентсена я буду искать еще и то, чего как будто не испытывает ни один из фигурантов, кроме меня, — страх.
Горничная, испанка средних лет, проводит меня в тот же дворик, где из Сьюзен Бентсен вышибли мозги. Я устраиваюсь здесь со стаканом лимонада из хрустального графина — на вкус напиток еще лучше, чем на вид — и жду.
Джереми Бентсен точно на десять лет постарел с того дня в кабинете Арнольда Уотерса. На нем широкие домашние брюки и рубашка с короткими рукавами. Все это, конечно, чистое, отутюженное и подобрано в тон, но по хозяину видно, что он пьет запоем — старый, испытанный способ заливать горе.
Не поздоровавшись, он плюхается на плетеный стул и сообщает:
— Эта встреча записывается. Я не намерен отвечать на вопросы относительно убийства моей жены. Можете спрашивать только о том, что касается Ривы Барнс и «Уотерс Индастриз».
Пауза. Решаю пробить хоум-ран с первой подачи, пока Бентсен не закрепился на горке.[9]
— Расскажите мне о «Целлюдине».
Очко. Он глядит на меня во все глаза, радуясь, что его мысли недоступны, и забывая о том, что мимика его выдает.
— Никогда о нем не слышал. — Он ерзает на стуле, горбится. Вранье.
— Разве они не производят некое чудодейственное микробиологическое средство для «Уотерс Индастриз»?
— Не имею ни малейшего представления, — пожимает плечами Бентсен. Он горбится еще больше, запускает пальцы в волосы. Опять-таки вранье.
— Убийство вашей жены как-то связано с «Уотерс Индастриз»?
— Я же сказал: никаких вопросов о смерти Сьюзен.
— Оно имеет отношение к «Целлюдину»?
— Черт побери! Вы что, английского языка не понимаете?
— Эразм Трейнор что-то знает о…
— Ну хватит! Катись отсюда!
— …Или о смерти Ривы Барнс?
Бентсен встает. Он довольно высок ростом и прямо-таки нависает надо мной.
— Вон. Сию же минуту.
— Хорошо. Я уже получила от вас кое-какую интересную информацию.
— Пошла ты…
— Пошел сам туда же. Кстати, как поступит Эразм Трейнор, если я скажу ему, что ты проговорился?
Он так зол, что пот проступает у него на лбу.
— Я потому и веду запись, сука.
— Чтобы предъявить Трейнору? Спасибо, мистер Бентсен, — говорю я и уношу оттуда ноги.
Я передаю Диди, что хочу поговорить с Ричардом Уотерсом прямо сейчас. Лично. В надежде на это я беру такси и еду прямо к зданию фирмы, дожидаясь ответа Диди. Так я выиграю время, чтобы подумать.
