– Тяньшаньская резня была устроена для того, чтобы пополнить запасы?
– Кваны стали не на ту сторону во время гражданской войны. Когда схватка началась и в Синьцзяне, им пришлось бежать. Мозг был стартовым капиталом, чтобы основать дело в Гонконге. Даосские лекарства применялись и там тоже.
– Зачем было охотиться за элмами? Почему было не вывести домашних их заместителей?
– Потому что Кван сам верил в янь, а проницательные гурманы узнали бы правду.
Дикость слабеет в неволе. На улице Кьянмен, здесь, в Пекине, есть Тонгрентанг.
Начиная с семнадцатого столетия его аптекари продавали 'летний рог' для повышения детородных способностей. Летний рог заготавливают в июне, когда рога карибу покрываются бархатистым чехлом и наполняются кровью. Одна пластинка скажет аптекарю, является ли образец настоящим или же он получен от домашнего оленя, так сказать, кузена карибу. Он точно такой же, но без какого-либо янь.
– Мозг элмов доступен в ресторанах Кванов?
– Вероятно. За соответствующую плату. Их доставляют 'змеиные головы'.
– Змеиные головы?
– Контрабандисты. Торговцы плотью. У Кванов имеются сторонники в Синьцзяне. И лекарство и охотники по-прежнему в их распоряжении.
– Они пересылают мозги?
– Пересылают элмов. Чем свежее янь, тем сильнее лекарство.
Цинк покачал головой.
– Просто трудно поверить. Если вы говорите правду, то их клиенты – каннибалы.
– Я знаю, что это правда, – сказал Ки, – из-за болезни куру.
– Что это такое?
– Болезнь, вызывающая неудержимый хохот. Вирус, подтачивающий мозг. Он передаётся только при поедании человечины. Инкубационный период составляет тридцать лет. Врач, открывший его, получил Нобелевскую премию. «Куру» – это слово жителей Новой Гвинеи, означающее дрожание или тряску. Когда начинается её приступ, жертва теряет контроль над нервной системой. Националисты, евшие янь, хохотали вплоть до смерти.
– Элмы вызывали последний смех, да? – сказал Чандлер.
ТЫСЯЧА РАЗРЕЗОВ
Роузтаун, Саскачеван
– Если ты умрёшь, – сказал Глава, – кто будет твоим наследником? Первый родившийся сын является Главой. За ним следует его первый сын. Чтобы защитить порядок наследования, мы должны сохранить твоё семя.
Каждый понедельник на тринадцатом году его жизни приходила обнажённая женщина, чтобы собрать его сперму.
– Ну-ка, – подразнивала она его, теребя его пенис. – Сколько ты прольёшь для своего дедушки сегодня?
Ощущение стыда от происходящего сердило его. Такие бесцеремонные руки. Она улыбалась ему, пока он спускал в чашку.
Головорез выдерживал это только благодаря холодному участку в его мозгу…
– Чем мельче разрезы ты будешь на нем делать, тем дольше это будет продолжаться.
Глава вручил ему нож-янь.
Раздетый донага и кричащий человек висел на мясных крюках, вонзённых ему в кисти рук. Не доставая ногами дюйма до пола, он дёргался, чтобы уклониться от безжалостного лезвия.
Каждый квадратный дюйм его тела был рассечен по меньшей мере одним разрезом.
Головорезу было девять лет, когда он узнал о Тысяче Разрезов.
Он выдержал это благодаря холодному участку в своём мозгу…
Несколько раньше он остановился рядом с заснеженными деревьями.
Скрытый деревьями, он выполнил тай-чи, представляя себе воду, текущую по гладким валунам, словно 'получая подарок'.
Во время ритуала он отыскал в своём мозгу холодный участок…
Снег, насколько хватало взора, ничего, кроме снега.
Он притаился за сугробом в футе от дороги, оглядывая ферму в прибор ночного видения. Фосфоресцирующе-зелёная в бинокулярах, двускатная крыша имела громоотвод и заржавевший флюгер. Закрытые ставнями окна, увешанные декоративными шнурками, окружали крыльцо, а с ив свисали сосульки, похожие на бороду Санта-Клауса. Стёкла по сторонам от передней двери отсвечивали огнём, пылающим в камине.
Головорез был закутан во всё белое вместо своего обычного чёрного одеяния. Белая парка с белым капюшоном, с белыми прорезями для глаз маска. Полная луна и звёздное небо сияли над головой.
