Схватив рукавицу зубами, Блэйк стащил её с руки. Нажимая на курок, он обхватил «Энфилд» двумя руками. Дерево рукоятки было холодным на ощупь, металл же обжигал, как кусок льда.
Железное Дитя, сорвав свою куртку, остался обнажённым по пояс. Он спотыкался и падал, его дыхание клубилось вокруг него белыми облачками. Винтовка, зажатая в обеих руках, была поднята высоко над головой, но когда он увидел, что «Энфилд» дёрнулся, то упал на колени.
Дуло вспыхнуло жёлтым, затем раздался ошеломляющий выстрел. Револьвер дёрнулся в руках Блэйка, из него вырвался сноп огня. Горное эхо многократно повторило звук выстрела. Плохо нацеленная пуля промазала. Она пролетела над головой кри и ударила в приклад его винтовки, расщепив его на несколько осколков. Один из осколков оцарапал висок юноши, распорол щеку и вонзился ему в плечо так, что его рука онемела. Энергия от удара пули в винтовку швырнула его на спину. Нога Железного Дитяти хрустнула. Затем он потерял сознание.
Кри, оправившись от шока своих ран, обнаружил, что на него смотрит ствол револьвера.
– Эй, – сказал Блэйк по-английски. – Я вижу, ты жив. Тебе больно, парень?
Конный стоял между Железным Дитятей и пламенеющим шаром солнца, сияние славы окружало его словно аура. Его рука машинально почёсывала висок, струпья на лбу были ободраны до крови. Теперь ему было шестьдесят, его усы, волосы и брови были белыми, бледные глаза – холодными, словно зимний пейзаж.
– Некоторые не дерутся, когда есть надежда на выигрыш, парень. Гораздо лучше драться тогда, когда от того нет никакой пользы. Сирано де Бержерак. Может, эт' и твоя философия?
Железное Дитя не понимал слов, произносимых Блэйком. Чувствуя, что было бы самоубийством издать хоть один звук, он следил за конным, покачивающимся на каблуках, за стволом «Энфилда» в четырёх футах от его головы.
– Ты не п'нимаешь английского? Или, может, он слишком сложен для твоих мозгов?
Н'да мне эт' не важно, парень, потому что мы должны поговорить наедине, пока у нас есть время.
Один из псов подбежал, чтобы обнюхать лицо кри, его язык слизнул кровь, стекающую по его щеке.
Поскольку онемение сковало его мышцы, индеец лежал неподвижно. Солнце, отражаясь от снега, нагрело воздух, поэтому Блэйк – продолжая потирать висок – распахнул свою бизонью куртку. В V-образном вырезе под горлом Железное Дитя мельком разглядел алую форму.
– Я выслеживал тебя долгое время, парень, поэтому хочу, чтобы ты узнал о беспокойстве, что причинили ты и твой краснокожий брат Всемогущий Голос. Вы действительно причинили некоторое беспокойство.
Теперь я могу понять, почему вы, кри из резервации вождя Одна Стрела, не хотели быть запертыми на площади в шестнадцать квадратных миль. Конечно нет, раз раньше у вас были тысячи миль прерий для кочевья. Но, парень, эт' та цена, которую вы платите за выступление в Рьеле против правительства. Вы не можете остановить поселенцев.
Этот Так-Сказать-Мужчина, этот Всемогущий Голос, он был обоссаным лидером, чтобы следовать за ним в вашем предприятии. Что вы, трое молодых кри, себе думали? Чт' он прогонит белых с вашей земли? Теперь это наша земля, парень. Урок, который вы должны запомнить.
Железное Дитя вздрогнул, кости его сломанной ноги задели одна за другую. Боль, холод и потеря крови обессилили его. Слушая бессмысленные слова, срывающиеся с языка шотландца, он был загипнотизирован громыханием гэльской речи.
– Я не говорю, что сержант Колбрук был лучшим из офицеров. Его личное дело небезупречно, ему случалось нарушать дисциплину. Но когда он наткнулся на Всемогущий Голос, когда тот разбил лагерь, Колбрук не стал палить в него из своего револьвера. Саскачеван – это не Томбстион или Додж-Сити, парень, и конные – это не варвары-янки. Так скажи мне, почему т'ой приятель-язычник пристрелил Колбрука выстрелом в горло из двустволки?
Вопрос повис в воздухе, в то время как Блэйк ковырял струпья на виске. Стволом револьвера он почесал бровь.
– Эй, да ведь это мелодия славы, парень. Как здорово Мунро играет.
Без всякого предупреждения он сорвал рогатую шапку с головы кри. Запачкав ладонь в крови, он облизал её. В глазах у него всё расплылось.
– Верно, публика давила на нас, как вы и рассчитывали. Но настоящее давление, оказывается, изнутри. Совсем другое дело, кри, когда краснокожий – или белый, неважно, – убивает одного из наших.
Его язык слизнул последнюю каплю крови с усов.
– Не такой уж большой трофей твоя башка. То ли дело, если б тебе достался мой скальп. Небось тебе был б' почёт среди ваших, принеси ты седоволосый скальп?
Размахнувшись своим 'Энфилдом', Блэйк ударил кри по губам. С приглушённым хрустом зубы его сломались. Крик юноши от нестерпимой боли разнёсся над долиной.
Схватив за волосы, Блэйк рванул его голову с земли, чтобы заглянуть в глаза.
– Твоей ошибкой было не убийство Колбрука, как и не убийство других. Твоей бедой стало, что Хечмер поручил мне сесть тебе на хвост. Некоторые говорят, что я неистовый, но это вовсе не пятно для моего личного дела. Дело в том, парень, что конная полиция нуждается во мне больше, чем я в ней. Когда имеетс' работёнка по выслеживанию кого-т', они обращаются ко мне. Я тот, кто достанет для них именно того, кто им нужен. Легенда рождается, когда человек сражается с превратностями жизни. Так что, кри, достояние этих Сил будет и моим достоянием!
Отпустив его волосы, Блэйк швырнул индейца обратно на землю. Железное Дитя услышал клацанье, когда «Энфилд» был взведен. Стоя над ним, белый опускал револьвер, пока его дуло не уставилось в лицо пленнику. Вдоль ствола танцевали солнечные блики.
– Живой или мёртвый, – сказал шотландец. – Им эт' всё равно. Но, говорю тебе, парень, эт' не всё равно для меня.
